Как только мы оказались достаточно далеко от дверей в дортуар, он заговорил:
— Боюсь, я здорово перепугал этого мальца. Он же не знает, кто я.
— В этой одежде он тебя вправду не узнал, — сказал я. — А если увидит в обычном облачении — вспомнит сразу.
Он довольно захохотал.
— Знаешь, так странно стучаться в эту дверь! Сегодня у нас какое число? Ну что ж, еще три недели — и восемнадцатое. Как у тебя дела?
— Нормально.
— Похоже, ты в этой банде навел порядок. Эата — твой помощник, верно? Ему до подмастерьев еще четыре года, и три из них он будет после тебя капитанствовать. А пока опыта поднаберется — жаль, что тебе в свое время не так повезло. Я стоял у тебя на пути, хоть тогда и не задумывался об этом.
— Рош, а куда мы идем?
— Сначала — ко мне в каюту, чтобы тебя переодеть. Как, Северьян, небось, ждешь не дождешься, когда сам станешь подмастерьем?
Последние слова были брошены через плечо, а затем Рош, не дожидаясь ответа, затопотал вниз по лестнице.
Мой костюм оказался таким же, как у него, только цвета другие. Кроме того, для нас обоих были приготовлены пальто и шляпы.
— Пригодится, — сказал он, когда я надел свою. — Снаружи холодно, да и снег пошел.
Подав мне шарф, он велел снять мои башмаки и надеть сапоги.
— Это ведь для подмастерьев сапоги, — возразил я, — как я в них пойду?
— Давай?давай, обувь у всех черная, никто не заметит. Подходят?
Сапоги оказались великоваты, и Рош дал мне пару носков, чтобы натянуть поверх моих собственных.
— Ну вот. Кошелек должен бы быть у меня, но раз уж не исключено, что разделимся, тебе тоже неплохо иметь в кармане несколько азими. — Он высыпал монеты в мою ладонь. — Готов? Двинулись. Я бы хотел вернуться так, чтобы еще осталось время малость поспать.
Мы вышли на двор, путаясь в непривычной одежде, обогнули Башню Ведьм и ступили на крытую дорожку, ведущую мимо Мартелло к Разбитому Двору. Рош оказался прав: шел густой снег, и огромные — в целый ноготь — хлопья кружили в воздухе так медленно, что казалось, будто снег идет уже целую вечность. Ветра не было, и новое облачение знакомого, привычного мира явственно поскрипывало под сапогами.
— Везет тебе, — заметил Рош. — Не знаю, как ты это устроил, но все равно — спасибо.
— Что устроил?
— Поездку в Эхопраксию и по женщине каждому. Я думал, ты знаешь — мастер Гурло сказал, что уже уведомил тебя.
— Я и забыл. И вообще не думал, что он это — всерьез. Мы пойдем пешком? Это, должно быть, неблизко.
— Ну, не так уж оно далеко, но средства у нас, как я уже говорил, имеются. У Горьких Врат стоят фиакры — они там всегда стоят, потому что постоянно кто?нибудь приезжает и уезжает, хотя, сидя в нашем укромном уголке, как?то и не скажешь…
Ради поддержания беседы я рассказал ему то, что слышал от шатлены Теклы, — будто в Обители Абсолюта тьма народу даже не знает о нашем существовании.
— А что, очень похоже на правду. Это для нас, выросших в гильдии, она — пуп земли. Вот станешь немного постарше (я сам это в свое время обнаружил и знаю, что ты не станешь трепать языком) и увидишь, что палачество — вовсе не чека в колесе мироздания, а просто хорошо оплачиваемая и очень непопулярная работа, которой, по воле случая, приходится заниматься тебе.
Рош оказался прав — на Разбитом Дворе действительно стояли три экипажа. Один был экзультантским, с нарисованными на дверцах гербами и ливрейными лакеями на запятках, а два других — маленькими, простенькими фиакрами. Возницы в низких меховых шапках склонились над костерком, разведенным на булыжной мостовой. Издали, сквозь густой снег, огонь казался не больше искры.
Рош махнул им рукой, крикнул; один из возниц вскочил на сиденье, щелкнул кнутом, и фиакр с грохотом подкатил к нам. Оказавшись внутри, я спросил у Роша, знает ли кучер, кто мы такие.
— Мы — двое оптиматов, — ответил Рош. — Приезжали в Цитадель по делам, а теперь направляемся в Эхопраксию, чтобы приятно провести вечер. Вот все, что он может и должен знать.
Я подумал, вправду ли Рош гораздо более моего опытен в развлечениях такого рода, и решил, что — вряд ли. Надеясь выяснить, бывал ли он прежде там, куда мы направляемся, я спросил, в какой стороне находится Эхопраксия.
— В квартале Мучительньк Страстей. Слыхал о таком? Я кивнул и сказал, что мастер Палаэмон однажды говорил, будто это — один из древнейших кварталов города.
— На самом?то деле — нет. Дальше на юг есть кварталы еще древнее, но там живут одни омофаги. Цитадель ведь раньше была чуть севернее Нессуса, знаешь?
Я покачал головой.
— Город до сих пор понемногу ползет вверх по реке. Аримгерам и оптиматам нужна чистая вода — не для питья, а для рыбных прудов, купален и всего такого. Да еще — любой, кто живет слишком близко к морю, как?то не внушает доверия. И нижние кварталы, где вода была хуже всего, в конце концов сдаются. Потом вышел тот закон, и оставшиеся там боятся даже разводить огонь — чтобы их не отыскали по дыму.
Я смотрел в окно. Мы уже миновали какие?то неизвестные мне ворота, прогрохотав мимо стражей в шлемах, но все еще находились внутри Цитадели. По обеим сторонам узкого проезда тянулись ряды разбитых окон.
— Станешь подмастерьем — сможешь выходить в город когда угодно, если только ты не на дежурстве.