Огородами я аккуратно добрался до ржавой колючей проволоки, плотными рядами опутывавшей весь периметр лагеря. Уж не знаю, с какого тридцать кошмарного года она тут висит, но, судя по всему, проволока была еще вполне крепкой. Впрочем, не крепче донецкой стали, из которой был сделан мой резак.
Под мерный перестук небольшого дизель-генератора я прополз под колючими лохмотьями и оказался у изъеденной временем дощатой стены барака. Несмотря на слизь и плесень, держались нижние доски вполне прилично. Так что бесшумно не пролезть. Ну, не очень-то и хотелось. Барак все-таки не сейф. Дорог, дорожек и тропинок достаточно. Хотя такому таракану-террористу даже тропинки не надо. Через десять минут я уже осматривал внутренности обширного помещения сквозь дыру в потолке. В резком свете двух мощных ламп были видны примерно полста человек, которые лежали и сидели в разных позах по всей площади. Остатки сгнивших нар были свалены кучей в дальнем от меня углу. Я уже собирался спланировать на пол, когда заметил легчайший серебристый отсвет, покрывающий тонкой пленкой пространство внутри барака. Вися вниз головой, словно летучая мышь, я исхитрился достать бинокль и еще секунд десять выкручивал колесико, пытаясь разглядеть, что за хреновина меня поджидает, а, разглядев, совсем не обрадовался. Те самые нити, которые чуть не оттяпали мне руку. Можно было, конечно, повторить номер с электрошокером, но непонятно, как отреагируют на это люди. Не без основания я полагал, что двести тысяч вольт сожгут не только эту серебряную гадость. С высокой вероятностью мозги людей тоже сгорят. Осталось вместо кавалерийской атаки провести планомерную осаду.
С высокой вероятностью мозги людей тоже сгорят. Осталось вместо кавалерийской атаки провести планомерную осаду.
Словно птичка на насесте, я, умостившись, как мог, на полуразвалившейся крыше, смешивал имеющиеся у меня химикаты, стараясь при этом не особенно напутать с дозировками.
То, что у меня получилось, думаю, вызвало бы судороги не только у профессора химии, но и у законченного наркомана. Впрочем, нитеобразная пакость тоже съеживалась и обвисала.
Я спустился на тонком тросике вниз и осторожно потрогал кончиком сапога плотно утрамбованный и перевитый серебряной паутиной пол. Вроде ничего…
Насколько хватит действия моего «чертова зелья», я, естественно, не знал, и поэтому двигался быстро.
Большинство людей в бараке, судя по одежде, были как раз теми, кого я разыскивал. Ученый люд, егеря, спасатели и три пилота. Но, кроме того, были и люди мне вполне знакомые. В/ч 4410. Подразделение «Изумруд» в половинном составе. Если их не упомянули при инструктаже, то, скорее всего, просто списали в расход. Или затеяли еще какие игры. Да плевать. Своих ребят я, если надо, на горбе через минное поле перетаскаю. Впрочем, чужих здесь и нет.
Судя по остекляневшим глазам, мой старинный друг и сослуживец Эркен Джаналов пребывал в коме или около того. Но это тьфу для препаратов безвестных кудесников из НИИ тонких химических технологий. Уже через три минуты он расслабленно хлопал ресницами, пытаясь собрать мысли в кучку.
— Я, что, преставился?
Я рассмеялся.
— Нет, дорогой. Это пока еще не тот свет. И я не архангел с трубой.
Он подвигал шеей, и я почти явственно расслышал скрип шейных позвонков.
— Все. — Я положил руку на его плечо. — Собирай мозги, и попрыгали.
— А они? — проскрипел Эркен, имея в виду братков, развалившихся вокруг в живописных позах.
Я с сомнением осмотрел свою обедневшую аптечку.
— Ну, может, еще на двоих хватит…
— Тогда Волка и Сника!
«Разумно», — похвалил я выбор Эркена. Эти двое были, пожалуй, лучшими штурмовиками в нашей неспокойной компании. Остальные пока пусть подождут лучших времен. А уж эти запалят хвост оборзевшим аборигенам…
Еще через десять минут слегка обалдевшие от химикатов и всего, что произошло, ребята, получив GPS и всяческие инструкции и рекомендации по поводу извлечения аварийных контейнеров и непопаданию в подобную ситуацию, уползли в ночь.
Так. Уже легче. Я действительно испытал облегчение, выпустив эту злобную троицу наружу. Даже если я спалюсь на хрен, эти дожгут здесь все и без моей помощи.
Но среди лежащего вповалку служивого люда я заприметил еще одного человечка, которого здесь, в принципе, быть не должно. Дородный батюшка в грязной, местами разодранной рясе и спутанными волосами был тем человеком, на которого я извел свой последний шприц-тюбик.
Он тоже долго хлопал глазами, а когда открыл рот, собираясь что-то сказать, я не очень вежливо прикрыл его затянутой в перчатку рукой и приложил указательный палец к губам.
Он сразу все понял, даром что служитель культа, и мелко закивал головой. Ну и славненько.
— Ты кто? — прошептал хрипловатым голосом оклемавшийся поп.
Я подумал секунду, подбирая точный аналог, и так же тихо ответил:
— Государев палач.
Он снова кивнул, но уже печально.
Он снова кивнул, но уже печально.
— Они же не ведают, что творят…
Я прервал его.
— Для начала я и сам пока не ведаю, что тут происходит. Может, просветите?
Батюшка горестно вздохнул, оправил рясу, провел рукой по седым волосам, огладил бороду и попытался было схватиться за крест, которого не было. А не найдя его на привычном месте, поп вздохнул еще более тяжко.