— Нет, — сказал я. — Этого я определенно не хочу.
Мне хватило и того приступа слез в лесу, когда она закончила рассказывать историю своего детства. Совершенно не знаю, что надо делать, когда женщины плачут. Особенно такие женщины, как Карин. Которые сильнее любого мужчины.
Она знала о том, что такое рабство, не понаслышке. Став абсолютным чемпионом гладиаторских игр Вольных городов, Карин уплатила чертовски высокую цену за собственную свободу.
Боюсь, что когда она плакала в лесу, я повел себя неправильно. Потому что ничего не сделал. Просто сидел, смотрел в сторону, курил и ждал, пока она успокоится.
Потому что ничего не сделал. Просто сидел, смотрел в сторону, курил и ждал, пока она успокоится.
Да и что я мог поделать с событиями многолетней давности? Единственное решение, которое напрашивалось само собой — отправиться в Вольные Города и устроить там локальный Апокалипсис, было невыполнимо.
А я ведь и раньше знал, что подобное происходит в нашем мире. Знал, что есть Вольные Города, практикующие работорговлю, понимал, насколько подобное положение ужасно и несправедливо для тех, кому уготована роль рабов. Понимал рассудком.
Эмоционально это меня не очень трогало. Нас вообще мало что трогает, пока это не касается нас лично. Нас или знакомых нам людей.
Личный кошмар всегда страшнее абстрактного.
Все знают. Все ужасаются. Никто ничего не делает. Потому что «Кто я такой, чтобы в это лезть, да и что я могу?»
Крестьяне и ремесленники думают, что этим должны заниматься дворяне. Дворяне ждут, пока король отдаст им приказ. А король думает, что это никого не волнует, потому что народ безмолвствует. Порочный круг. Пока кто-то не начнет что-то делать, а не просто думать и сокрушаться, круг не прервется.
С Городом Людей все сложнее. Местные дамочки давно не покупают и не похищают детей мужского пола. Они превращают в животных собственных сыновей. Я не юрист, и не знаю, считается ли это преступлением и что по данном поводу говорит закон. Скорее всего, такого закона в Вестланде просто нет, и с соизволения одного из королей жительницы суверенного города могут творить здесь все, что захотят.
В Вольных городах половин населения является рабами. Здесь, судя по тому, что я видел на улицах, рабов процентов пять, а может и того меньше. Мужчины нужны местным дамам только для продолжения рода. Когда они научатся обходиться в этом вопросе без мужчин, рабства здесь не будет вообще.
Правда, тогда непонятно, что они будут делать с новорожденными мальчиками. Хотя, если уж они смогут делать детей без мужского участия, для них не составит труда сделать так, чтобы рождались одни девочки.
Впрочем, это все вопросы далекого будущего. Сейчас я знаю одно — мне здесь не нравится.
Оставив меня в комнате с клеткой, Карин вызвала горничную и попросила наполнить стоявшую в спальне ванну.
Я набил трубку и погрузился в невеселые размышления. В этом городе я не смогу предпринять активных действий. Я и так привлекаю к своей персоне слишком много внимания. Придется мне посидеть в номере, пока Карин наведет справки о местных чародейках.
— Можешь выходить, красавчик, — позвала Карин минут через десять. — Горизонт очистился.
Я вышел и остолбенел. Карин сбросила одежду, чтобы принять ванну. Но зайти в воду она еще не успела.
Я уже видел ее обнаженной, когда пытался исцелить от раны, нанесенной отравленным копьем гоблина. Сами понимаете, в тот момент мне было не до разглядывания ее прелестей, да и она вряд ли находилась на пике своей женской привлекательности. И даже тогда я не мог избавиться от ощущения, что подглядываю в замочную скважину на то, что мне видеть не положено.
Теперь…
— Закрой рот, красавчик, — сказала Карин, забираясь в воду. Она не видела ничего ненормального в своем поведении. Полагаю, пять лет жизни, проведенные в лагере гладиаторов, избавят от стеснительности кого угодно. — Ты выглядишь так, словно увидел что-то для себя новое. Или ты на самом деле увидел?
— Нет, — буркнул я. Теперь, когда над водой виднелась только ее голова, мне стало гораздо проще.
— Принять горячую ванну — это истинное наслаждение, — сообщила мне Карин.
— Принять горячую ванну — это истинное наслаждение, — сообщила мне Карин. — Я собиралась попросить тебя потереть мне спину, но, похоже, лучше этого не делать.
— Да, — сказал я. Мои ответы стали до предела лаконичными.
— Сколько тебе лет, Рико?
— Двадцать три. А вам?
— А нам такие вопросы не задают, — сказала Карин. — Для двадцатитрехлетнего парня твоей внешности ты ведешь себя достаточно странно. Скажи, ты вообще знаешь, что такое секс?
— Знаю, — отрезал я.
— Тогда я задам вопрос иначе. Ты — девственник?
— Это не ваше дело.
— Я же говорила тебе, что любопытна. Слушай, это странно. У тебя внешность жгучего мачо. Девки должны сами вешаться тебе на шею.
— Они не вешались, — сказал я.
— Должно быть, ты что-то делал не так, — заключила Карин. — А может быть, тебе мальчики нравятся?
— Не нравятся.
— Знаю, это я просто так шучу, — сказала Карин. — Если бы тебе нравились мальчики, ты бы так на меня не смотрел.
— Я смотрю в окно, — сказал я.
— А летящих по небу свиней ты случайно не видишь?