Может быть, ее монолог — это такая тихая истерика? Никто не хочет умирать, тем более, никто не хочет умирать таким образом.
Я задался вопросом практического характера. Если я со всех сил ударюсь затылком о скалу, потеряю ли я сознание и избавлюсь ли от выслушивания ее вполне справедливых, но все равно обидных обвинений? Наверное, да.
Я не стал этого делать.
Зачем лишать свою спутницу последнего утешения — возможности выплеснуть на меня все свои эмоции?
— Конечно, я понимаю, что ты не воин, а чародей, — сказала Карин. — Но ты мог бы проявить хотя бы видимость сопротивления, особенно когда речь идет о твоей собственной жизни. Или у чародеев отсутствует инстинкт самосохранения? Но тебя ведь учили драться в детстве, ты сам это говорил, и я это вижу. Почему же ты не дрался?
Потому что меня застали врасплох. Слабая отговорка. С Мигелем она бы точно не прокатила.
— Видимо, тебе суждено понять истинное устройство мира только перед самой смертью, — сказала Карин. — Надеюсь, хоть сейчас ты понимаешь, как заблуждался?
Языком я пробовал кляп на прочность, одновременно пытаясь вспомнить невербальное заклинание, разработанное чародеями именно на тот случай, когда им затыкают рты и вяжут руки. Всего несколько пассов пальцами на одной руке. К сожалению, я не мог вспомнить, о какой именно руке идет речь, не говоря уже о последовательности движений. Вроде бы, начинать надо с мизинца.
— Ладно, ты меня извини, Рико, — сказала вдруг Карин, даже припомнив мое имя, а не использовав ее обычное обращение «красавчик». — Ты лажанулся, но я, как твой телохранитель, лажанулась куда больше. Не буду отравлять последние минуты твоего существования своей болтовней. Прости, что я оказалась плохим телохранителем. А ты, несмотря на все твои несчастья, был не самым плохим клиентом. Еще раз извини.
Она замолчала.
Еще раз извини.
Она замолчала.
Странно.
Еще мгновение назад я мечтал, чтобы она замолчала, но когда она это сделала, мне стало куда хуже. Ее молчание означало только то, что она уже смирилась со своей участью. Лучше бы она продолжала говорить, пусть даже и проклиная меня на все лады.
Через полчаса нам уделил внимание старый гоблин, помимо набедренной повязки нацепивший на себя мои сапоги и куртку Карин. Шею уродца украшало ожерелье из костей, что позволило мне распознать в этом типе местного шамана. Коллега, так сказать.
В одной руке у него был посох, вырезанный из берцовой кости пещерного тролля, в другой — один из мечей Карин, самое свежее из всего трофейного оружия данного племени.
Шаман прислонил посох к стене, приставил клинок к моему горлу и вытащил из моего рта кляп.
— Я — шаман, — предупредил он. — Учую твое заклинание, и ты — труп.
Ха, он даже способен связно выражать свои мысли. Наверное, великий местный мудрец.
— Я — Штуг, — сказал он.
— Я — Рико, — не вижу повода, чтобы не представиться, тем более, что Штуг сделал это первым. Может быть, это начало продуктивного диалога?
— Ты — чародей, — полуутвердительно-полувопросительно сказал Штуг.
— Да.
— Хорошо. Я вырву твое сердце, пока ты еще будешь жив, съем его и обрету твою силу, — да, вряд ли это можно считать обнадеживающим началом.
— Сила чародея не передается таким способом, — сказал я. — Это всего лишь примитивное суеверие.
— Женщина — великий воин, — сказал Штуг. — Гмык съест ее сердце и обретет ее силу и ловкость.
— Вряд ли, — заявила Карин. — Скорее, твой Гмык мной подавится.
— Когда говорят мужчины, женщина должна молчать, — сказал Штуг. Не стоило ему говорить Карин подобные вещи.
— Это кто тут мужчина? — поинтересовалась она. — Неужели у тебя есть что-то под твоей повязкой?
Штуг огрел ее посохом. Похоже, он попал по сломанным ребрам, потому что лицо Карин искривилось от боли.
— Почеши правее, — попросила она.
Второй раз шаман, никогда не слышавший, что женщин бить нехорошо, ударил гораздо сильнее, целясь в живот. Карин согнулась, подтянув связанные ноги к туловищу.
— Еще разок, — попросила она. — Похоже, ты попал, куда надо.
Чего она добивается? Чтобы ее забили до смерти?
Правая рука, вспомнил я. Правая рука, и начинать надо не с мизинца, а с безымянного пальца.
Все еще держа клинок у моего горла, Штуг занес посох для следующего удара. А ведь он меня уже порезал, заметил я. Должно быть, дернул рукой с мечом, когда бил Карин. Горячая струйка крови потекла мне на грудь.
— Стой, — сказал я Штугу.
Он замер с поднятым посохом.
— Бить женщин нельзя, — сказал я. — Ударишь еще раз, и я тебя убью.
— Как? — заинтересовался он.
И ткнул ее концом посоха. Не сильно. Только чтобы посмотреть на мою реакцию.
Дурак.
Ему стоило следить за реакцией Карин.
Она ударила его связанными ногами в лицо. Шаман отлетел от нас на пару метров, выронив посох и меч. Не знаю, чего Карин хотела этим добиться. Наверное, ничего. Бравада перед лицом смерти.
Я закончил последовательность действий и веревки опали с моего тела. Затем я произнес заклинание, освободившее от пут Карин.
Мы вскочили на ноги. Она схватила меч, а я — посох, который был заряжен магической энергией под завязку.
Наверняка старый дурак Штуг не мог пользоваться обычными заклинаниями, и использовал в своих целях грубую силу. Посох содержал в два раза больше магии, чем я смог бы накопить при помощи многочасовой медитации. Не исключено, что этот посох шаманы гоблинов передавали друг другу по наследству.