— Что это? — спросил я.
— Смотри, — Ромарик поднес руку к горящему факелу и бросил несколько крупинок в пламя. Последовала яркая вспышка, сопровождающаяся коротким шипением, количество дыма в помещении удвоилось.
— Круто, — сказал я.
— Мы назвали этот порошок «порохом», — сказал Ромарик. — Потому что название «серый порошок, который сгорает очень быстро» показалось нам слишком длинным.
Я уже понял, по каким принципам гномы придумывают названия своим изобретениям.
— Порох является оружием сам по себе, — сказал Ромарик. — Если увеличить дозу порошка, то вместо того эффекта, который ты видел, получится настоящий взрыв. Большое количество пороха может уничтожить даже гору.
— Вы не боитесь с ним экспериментировать? — спросил я.
— На первой стадии разработок были взрывы, которых мы не планировали, — признал Ромарик. — Погибли несколько ученых. Но теперь нам удалось стабилизовать производство.
— Но вы не сможете использовать это оружие под землей, — сказал я. — Оно вызовет обвалы, которые погребут ваших врагов в одной братской могиле с вами.
— Верно, — сказал Ромарик.
— Верно, — сказал Ромарик. — Ты быстро схватываешь, юноша. Порох — лишь часть другого нашего проекта.
— Любопытно, — сказал я. — Вы можете мне рассказать, или это секрет?
— От ученика Зеленого Мага у нас нет секретов, — сказал Ромарик. — Но я не могу тебе много рассказать, потому что это пока только теория. Мы планируем создать… э… трубу. Прочную железную трубу, запаенную с одного конца. Настолько прочную, чтобы при воспламенении порох не мог бы ее разорвать. Тогда мы сможем направить действие взрыва в одну сторону, и использовать трубу для того, чтобы метать в противника камни. С силой, гораздо большей, нежели у катапульты или даже у требюшета.
— А камни не будут раскалываться при взрыве?
— Мы можем отливать снаряды из железа, — сказал Ромарик. — А потом, даже самый мелкий камень, летящий с такой скоростью, какую способен придать ему взорванный в трубе порох, может пробить самую совершенную рыцарскую броню.
— Если у вас это получится, войны станут совсем другими, — сказал я.
— Зато их станет меньше, — заявил Ромарик. — Обладая оружием столь страшной разрушительной силы, все разумные существа вынуждены будут задумываться о реальной необходимости его применения.
Может быть, подумал я. А может быть, после этого изобретения войны просто станут более кровавыми.
Интересно, что получится, если поставить эту пороховую трубу на закрытый броней автомобиль? Ползающее по земле механическое подобие дракона?
Мало нам настоящих драконов, летающих в небесах?
Лучше не подсказывать гномам такой гибрид. Они и сами способны до него додуматься.
— Я заметил, что во всех ваших последних изобретениях вы не используете магию, — сказал я.
— Ты заметил верно, — сказал Ромарик.
— Почему?
— Не секрет, что гномы не слишком сильны в магии, — сказал Ромарик. — Во все времена лучшими чародеями считались эльфы, за ними следовали люди. Гномы сумели чуточку подняться над уровнем шаманства, но с человеческими чародеями нам не сравниться. Так же, как и оркам, гоблинам, ограм и многим другим. Орки стараются компенсировать свою неспособность к классической магии кровавыми ритуалами, и гоблины следуют их примеру. Мы же выбрали другой путь. Мы не желаем овладеть тем, что нам не дано природой, и развиваем те способности, которыми она нас одарила. Технология не может заменить магию, но в некоторых областях она способна создать ей конкуренцию, а в некоторых — даже превзойти.
— Возможно, — сказал я. — Магия — это штучная работа, и результат ее применения зависит исключительно от чародея. Технология позволяет вам штамповать чудеса.
— В какой-то степени, — сказал Ромарик. — В какой-то степени.
Наша беседа была прервана появлением Федерика и Сегерика, вернувшихся с обследования Карин. Лица у обоих были серьезные, если не сказать, мрачные.
— Нам надо поговорить наедине, Рико, — сказал Федерик.
Поскольку тревожить и просить короля выйти было неудобно, мы с Федериком отправились разговаривать в отведенную мне келью.
Пожалуй, Федерик был самым старым из всех виденных мною гномов. Он снял целительский колпак, обнажив свой лысый череп, и уселся на стул, при этом его борода свила на полу два кольца.
Он снял целительский колпак, обнажив свой лысый череп, и уселся на стул, при этом его борода свила на полу два кольца. У Федерика были добрые и мудрые глаза предельно старого гнома, знающего об этой жизни почти все.
— Коллега Сегерик был прав, ситуация крайне тяжелая, — вдохнул мудрец. — Я… Честно говоря, я предпочел бы отнять ей ногу и не искать других вариантов.
— Это невозможно, — сказал я.
— Ты не прав, — сказал Федерик. — Это тяжело, горько, печально, несправедливо. Но не невозможно.
— Неужели других возможностей нет? — спросил я.
— Она это переживет. Она сильная.
— Что ты о ней знаешь? — спросил я.
— Я смотрел на нее, — сказал Федерик. — И я ее видел. На ее теле много шрамов, свежих и старых, но еще больше шрамов хранит ее душа. Если она выжила до сих пор, то и потеря ноги ее не убьет.
— Я не верю, что больше ничего нельзя придумать.