— И что тогда?
— Просто нужно знать дорогу.
— А я могу пройти здесь сама?
Меня не удивило, что Рут сказала, что нет.
С этого дня тоннели сделались моим наваждением.
— Кто спустится со мной в тоннели? — каждый день спрашивала я медсестер.
И вот уже и они, всегда теплые, чистые, пахучие, желтые и наполненные обещаниями; вечно пульсирующие водопроводом и теплоцентралью, сплетения труб которых играли с бульканием, как только по ним начинала течь вода. И все так прекрасно соединено, все катящееся по заранее установленной колее, куда бы та не вела.
— Это как бы находиться прямо в карте, не водить пальцем по карте, но находиться в карте, как?то раз сказала я Рут, которая вела меня через подземелья. — Скорее же, это вроде плана чего?нибудь, чем само это «что?то».
Рут молчала, и я понимала, что следовало бы не болтать, только я никак не могла остановиться.
— Ты знаешь, здесь помещается вся эссенция, суть этой больницы, понимаешь, что я имею в виду?
— У нас кончается время, — ответила она мне. — Через десять минут у меня контрольный обход.
В феврале я затронула эту тему у Мелвина.
— Вы что?нибудь знаете про тоннели? — спросила я у него.
— Ты не могла бы рассказать мне побольше про тоннели?
Он про них не знал. Если бы знал, то сказал бы: «Да?».
— Под всей больницей тянутся тоннели. Все здания соединены подземными тоннелями. Туда можно спуститься и пройти в любое нужное место. Там тепло, тихо и уютно.
— Материнское лоно, — сказал Мелвин.
— Никакое не лоно, — воспротивилась я.
— Да.
Когда Мелвин говорил «да» без вопросительной интонации, это означало, что говорит «нет».
— Это нечто совершенно противоположное лону, — говорила я ему. — Материнское лоно никуда не ведет. — Я со скрипом размышляла, как же все это объяснить. — Видите ли, лоном является сама больница, никуда нельзя двинуться, там темно и шумно, а ты сам пленен в одном месте. Тоннели же похожи на больницу, но без всех ее отрицательных признаков.
Он ничего не сказал, я тоже молчала. Потом придумала следующее.
— Вы помните, как выглядят тени на пещерной стенке?
— Да.
Он понятия об этом не имел.
— Платон говорил, что все на свете это всего лишь тень некоего предмета из реальности, которого мы не видим, а тот реальный предмет сам по себе тенью не является, он эссенция, например, ну… — Я не могла вспомнить ни одного примера. — Например, моисеевы скрижали.
— Ты могла бы рассказать об этом побольше?
Скрижали явно были неподходящим примером.
— Или же невроз, — быстро начала импровизировать я. — Вот к примеру, я злюсь на что?то, и это предмет реальный, но по мне виден только страх; страх того, что меня укусит какая?то собака, потому что истина в том, что когда я злюсь, то сама хотела бы кусать всех вокруг. Вы понимаете?
Когда я закончила свою тираду, мне показалось, что прозвучало это довольно?таки убедительно и осмысленно.
— А почему ты злишься? — спросил Мелвин.
Он умер молодым, от кровоизлияния в мозг. Я была его первой «аналитической» пациенткой, о чем узнала только лишь через год после выхода из больницы, когда окончательно прервала сеансы психоанализа. И у меня уже было то, чего я ожидала: весь балаган с тенями на камнях.
ПЯТНОГРАФИЯ
Официальный адрес больницы писался следующим образом: 115 Милл Стрит. Дело было в том, чтобы те из нас, кто чувствовал себя настолько хорошо, чтобы начать работать, но не настолько хорошо, чтобы покинуть больницу, имели адрес?заменитель, подавая заявление о трудоустройстве. По правде говоря, адрес 115 Милл Стрит был таким же прикрытием, что и адрес 1600 Пенсильвания Авеню.
— Так… поглядим… что у нас тут имеется… вам, значит, девятнадцать лет, и вы проживаете по адресу 1600 Пенсильвания Авеню… Хай! Да ведь это же адрес Белого Дома!
Приблизительно так же реагировали и наши потенциальные работодатели, видя наши заявления о трудоустройстве, разве что без этой крохи юмора.
Адрес 115 Милл Стрит знаменит во всем Массачузетсе. Заявление о приеме на работу, наеме жилья, выдачи водительского удостоверения — со всем этим были связаны немалые трудности. На бланке, который следовало заполнить при сдаче экзаменов на водительские права, даже фигурировал такой вопрос: «Не госпитализировали ли вас в связи с психическим заболеванием?» Да с чего это вы взяли! Просто я настолько обожаю Бельмонт, что решила поселиться по адресу 115 Милл Стрит.
— Ты проживаешь по адресу Милл Стрит сто пятнадцать? — спросил у меня человек с землистым оттенком кожи, хозяин лавчонки «все для шитья» на Гарвард Сквер, куда я направила заявление о приеме на работу.
— Угу.
— И с какого времени ты там проживаешь?
— Гмм, да вот уже какое?то время. — И я махнула рукой, чтобы показать, что прошлое уже за спиной.
— Полагаю, что уже какое?то время ты не работала? — Он с ухмылкой откинул голову.
— Нет. Кое?что следовало обдумать.
Мое заявление было возвращено без рассмотрения.
Когда я уже выходила из лавочки, наши взгляды на мгновение сцепились. Хозяин окинул меня взглядом, настолько переполненным скрытой интимностью, что я даже съежилась от страха. Знаю, что ты за штучка — говорили его глаза.
Так кем, черт подери, мы были, что так быстро и так прицельно нас можно было распознать?