Телима уже прохаживалась между тремя связанными вместе девушками.
— Да, — словно сама себе заметила она, — неплохой улов.
Она остановилась напротив Мидис, возглавлявшей невольничий караван.
Та пренебрежительно выпрямила спину и гордо откинула голову, с демонстративной снисходительностью позволяя сопернице получше рассмотреть себя.
И вдруг Телима, к ужасу Мидис, звучно похлопала ее по ягодицам.
— Нет, слишком костлява, — вынесла наконец Телима свое суждение.
— Хозяин! — обиженным тоном обратилась ко мне Мидис.
— Ну-ка, открой рот, рабыня! — распорядилась Телима.
Мидис, со слезами на глазах, послушно открыла рот, и Телима с нарочитой тщательностью заглянула в него, небрежно поворачивая голову девушки то так, то этак.
— Хозяин! — снова жалобно простонала Мидис.
— Рабыня, — поставил я ее в известность, — обязана терпеливо сносить любое оскорбление, которое пожелает нанести ей свободный человек.
Телима отступила на шаг назад, чтобы ей лучше было рассмотреть бывшую подругу.
— Да, Мидис, — подвела она наконец итог своим тщательным исследованиям. — Все указывает на то, что из тебя получится хорошая рабыня.
Мидис рыдала, утирая глаза связывающими ей руки веревками.
— Ну хватит, — сказал я. — Нам пора.
Клинтус и Турнок уже погрузили на плот все необходимое и, среди оружия, мой шлем, щит, лук и стрелы.
— Подождите, — сказала Телима.
Она, к моему изумлению, сбросила с себя тунику и заняла место позади Улы, третьей девушки в нашей невольничьей связке.
— Я буду вашей четвертой рабыней, — сказала она.
— Нет, — ответил я, — не будешь.
Она кинула на меня раздраженный взгляд.
— Ведь вы направляетесь в Порт-Кар, не так ли? — спросила она.
— Так, — ответил я.
— Самое интересное, — сказала она, — что я тоже еду в Порт-Кар.
— С нами — нет, — сказал я.
— Добавь меня к вашим невольницам, — попросила она. — Я буду вашей четвертой рабыней.
— Ты не рабыня, — ответил я.
Ее глаза снова заблестели от гнева.
— Очень хорошо, — сказала она и, подойдя ко мне, опустилась передо мной на колени, низко склонив голову и протянув мне скрещенные за спиной в запястьях руки.
Во мне снова поднялась волна раздражения.
— Ты — дура! — бросил я ей.
Она взглянула на меня и рассмеялась.
— Ты можешь просто оставить меня там, если пожелаешь, — сказала она.
— Я не хочу делать из тебя рабыню, — ответил я. — Это не в моих принципах.
— Вот как? Я думала, ты больше не придерживаешься никаких принципов.
— Нет, я, наверное, просто убью тебя! — процедил я сквозь зубы.
— Человек из Порт-Кара уже давно бы так и сделал, — сказала она.
— Или действительно возьму тебя с собой и покажу, что значит рабский ошейник!
— Ну, или так! — согласилась она.
— Я не хочу тебя! — сказал я.
— Тогда убей меня, — предложила она.
Я схватил ее за плечи и поднял над палубой.
— Я возьму тебя с собой, — многообещающе произнес я, — и сломлю твой дух!
— Думаю, если захочешь, тебе это удастся, — ответила она.
Я отшвырнул ее в сторону.
Она поднялась на ноги, размазывая слезы по щекам.
— Я буду вашей четвертой девушкой, — прошептала она.
— В связку! — не сдержавшись, рявкнул я.
— Я буду вашей четвертой девушкой, — прошептала она.
— В связку! — не сдержавшись, рявкнул я. — Рабыня!
— Да, хозяин, — пробормотала она.
Она стояла, замыкая невольничью шеренгу, с гордо поднятой головой, расправив плечи, нисколько не стесняясь собственной наготы и обращенных на нее взглядов.
Я посмотрел на свою бывшую хозяйку, замыкавшую теперь цепь наших рабов.
Я не испытывал неудовольствия от обладания ею; мне хотелось отплатить ей тем, на что в свое время обрекла она меня. Месть сладка, но я не стремился сделать ее своей рабыней; она сама по какой-то не поддающейся осмыслению причине добивалась этого. Вся моя утихшая было прежняя ненависть к ней начала разгораться с новой силой; на память приходила ее несправедливость по отношению ко мне и те унижения, которым она меня подвергала. Теперь я жалел только о том, что с первых же минут, едва мы поднялись на борт корабля, я не связал ее, не избил как следует и сам не объявил ее ничтожной рабыней, не позволив ей добиваться этого самой.
Ее же, казалось, нисколько не тревожило то, прямо скажем, бедственное положение, в котором она оказалась, на которое она сама так настойчиво обрекала себя.
— Почему ты не оставишь ее здесь? — требовательным тоном поинтересовалась Мидис.
— Замолчи, рабыня, — бросила ей Телима.
— Ты тоже рабыня! — закричала Мидис. Она повернулась ко мне; в глазах ее стояли слезы ярости и негодования. — Оставь ее здесь, — взмолилась она. — Я… я буду служить тебе лучше, чем она.
Турнок коротко хохотнул. Сероглазая блондинка Тура и смуглокожая Ула открыли рты от изумления.
— Ну, это мы еще посмотрим, — заметила Телима.
— Зачем она тебе нужна? — со слезами в голосе допытывалась у меня Мидис.
— Как зачем? Ты что, совсем глупая? — притворно удивилась Телима. — Разве не знаешь?
— Я буду, — захлебываясь от гнева, воскликнула Мидис, — буду служить ему лучше, чем какая-либо другая!
— Посмотрим, — пожала плечами Телима.
— Нам все равно понадобится кто-то, чтобы готовить, убирать и быть на побегушках, — заметил Клинтус.