Подаваемые старшим мастером команды утонули в завываниях ветра.
Штормовой парус надулся так, что оставалось только гадать, что окажется менее прочным — канаты, которыми он был привязан, или удерживающая его рея. Мачта, однако, выдержала, и «Дорна», постепенно набирая скорость, понеслась над волнами.
Корабль оказался сильнее шторма.
Не знаю, насколько сокрушительной оказалась наша победа — в том, что мы ее одержали, не было никакого сомнения, — но думаю, для жителей Порт-Кара это было не так важно.
Главное, что победа осталась за ними, и сегодняшний день — двадцать пятое сe'кара — наверняка будет отмечаться ими и как день рождения города, обретения им священного Домашнего Камня, и как день первого боевого крещения, которое они прошли все вместе, несмотря на все, что их разделяло. Добытая в жестоком бою победа не могла пройти для них бесследно, не сплотить и не объединить их, что, в конце концов, не могло не изменить и сам их город, некогда считавшийся бичом блистательной Тассы. Нет, этот день будет всегда отмечаться в Порт-Каре как праздник, это победа не только над общим врагом, это победа над тем, что разделяло его жителей, и те, кто участвовал в сегодняшнем сражении, навсегда останутся друг для друга товарищами и братьями. Раны, полученные в сегодняшнем бою, матросы будут с гордостью показывать своим детям и внукам, сопровождая их подробными рассказами о том, как ковалась эта победа, И с каждым годом их рассказы будут становиться все более героическими и все меньше похожими на правду, пока не превратятся в песни.
Но разве умалит это значение самой победы? И разве станут от этого песни недостойными того, чтобы их петь? Нет, песня — это заслуженная гордость матросов сегодняшним днем. Все ли из тех, кто вышел сегодня в море, смогут подхватить ее? Нет, многие из них не вернутся на берег. Но пели бы они эту песню, если бы судьба даровала им жизнь? Безусловно. Так не значит ли это, что мы, оставшиеся в живых, должны петь эти песни и за них, ушедших? В их честь. В их память.
Я подошел к тарну, принесшему меня на «Дорну», и набросил на тело дрожащей от холода птицы свой адмиральский плащ.
Рядом стоял Фиш, мальчишка-раб.
Я посмотрел ему в глаза и с изумлением для себя заметил понимание им того, что я должен был сейчас сделать.
— Я пойду с вами, — сказал он.
Я знал, что корабли Этеокля и Сулиуса Максимуса не присоединились к нашей флотилии, знал я и о том, что с последнего, наиболее крупного имения Генриса Севариуса блокада была снята, и участвующие в ней корабли вошли в состав нашей флотилии. Не было у меня сомнений и в наличии обмена информацией между Клаудиусом, регентом Генриса Севариуса, и Тиросом и Косом. Не мог я отрицать и возможности существования подобных связей с Тиросом и Косом и у наших убаров, Этеокля и Сулиуса Максимуса. Действия их были, безусловно, тщательно скоординированы. Кто знал, что сейчас творится в городе? Оба убара вместе с Клаудиусом, регентом Генриса Севариуса, могли уже давно провозгласить свой приход к власти в Порт-Каре в качестве какого-нибудь триумвирата. Власть их, конечно, долго не продержится. Порт-Кар устоял в сражении с неприятелем, и как только шторм утихнет, то есть через несколько часов, а может, и через день-другой, корабли вернутся в город. Но в настоящее врмя, когда оба убара и Клаудиус ещe не знают о том, что флотилии Порт-Кара удалось избежать разгрома, чего они, конечно, никак не ожидали, они вполне могли насаждать в городе свой режим правления, избавляясь от всех, кто им неугоден.
Интересно, мои владения в городе еще целы?
— Я иду с вами, — повторил Фиш.
За пояс у него был заткнут меч, который я попросил у одного из офицеров одолшить ему перед боем.
— Нет, — покачал я головой, — ты еще ребенок.
— Я уже мужчина, — решительно ответил он.
Я усмехнулся.
— А зачем, собственно, тебе идти со мной?
— Мне это необходимо.
— Эта девочка, Вина, так много для тебя значит?
Он невольно вспыхнул и смущенно опустил голову.
— Вообще-то она всего лишь простая рабыня, — ковыряя носком сандалии палубу, заметил он.
— Вообще-то она всего лишь простая рабыня, — ковыряя носком сандалии палубу, заметил он.
— Вот именно, — поддакнул я.
— И ведь настоящему мужчине не подобает проявлять серьезное беспокойство о какой-то там рабыне, — с некоторым вызовом продолжал он.
— Ты абсолютно прав, — подтвердил я.
— Вот поэтому я иду не из-за нее, — раздраженно бросил он, — а сопровождаю вас.
— Да почему тебе необходимо меня сопровождать? — не выдержал я.
— Потому что вы мой капитан, — недоуменно ответил он.
— Оставайся здесь, — со всей возможной мягкостью сказал я.
Он выхватил меч, который я ему дал.
— Испытайте меня! — потребовал он.
— Спрячь его, — отмахнулся я. — Это не игрушка.
— Защищайтесь! — крикнул он, делая выпад в мою сторону.
Клинок мой мгновенно вылетел из ножен, и я парировал его удар. Двигался он гораздо проворнее, чем я мог ожидать.
Вокруг тотчас собрались люди.
— Все в порядке, — успокоил их один из зрителей. — Они просто меряются силой.
Я провел серию атак. Юноша отбил их. Это произвело на меня впечатление. Я-то надеялся коснуться его мечом.