За деревьями и мхами лежала голая полоса земли, тянувшаяся в обе стороны, насколько видел глаз. Дальше опять начинались джунгли, и попасть в них можно было, сделав тридцать-тридцать пять шагов, если бы в середине полоски не мерцало нечто прозрачное, но различимое в солнечном свете — занавес, будто бы сотканный из струй воды и блеска молний.
Они замерли между двумя белокорыми деревьями и уставились на эту преграду.
— Силовой барьер, — сказал наконец Зибель.
— Он самый, — подтвердил Коркоран.
— Метров десять высотой, и там, на юге, что-то синеет. Похоже, море.
— Вероятно. Чувствуешь, ветерок солоноватый? Может быть, огородили территорию с квазиразумными?
— Вряд ли, Пол. Тогда бы барьер шел вдоль берега или заворачивал, а мы поворота не видим.
— Не видим, — согласился Коркоран.
— Не видим, — согласился Коркоран. — Но что-то ведь огородили! Большой участок джунглей, если судить по этому забору. Для чего?
— Для чего, для чего, — проворчал Зибель. — Традиция гуманоидов! Вы любите все окружать стенами — свой дом, свой сад, свой город, даже место, где спите и едите. Такой у вас социальный инстинкт: что огорожено, то мое.
— Вернусь домой, сделаю тебе приятное — снесу забор вокруг нашего сада, — пообещал Коркоран.
Они переглянулись с усмешками, помолчали, потом Зибель сказал:
— Знаешь, о чем я думаю, когда вижу такую ограду? С нужной ли я стороны? Ведь функция забора — отделить одно от другого, свое от чужого, опасное от безопасного. Как ты думаешь, Пол, не вторглись ли мы…
Зашуршали, защелкали стебли за спиной, Коркоран стремительно обернулся, вскинул руку с разрядником и срезал на лету огромное черное чудище. Монстр, рассеченный пополам, истекавший кровью, свалился у ног Зибеля, и тот на мгновение оторопел. Это могло стоить им жизни: еще одна тварь выпрыгнула из зарослей прямо на Коркорана, за нею — две другие, три рванулись к Зибелю из-за стволов, и пять или шесть вдруг возникли на голой пустой полосе, словно материализовались из воздуха. То была стая свирепых охотников, передвигавшихся быстро и почти бесшумно и, похоже, не лишенных толики ума. Во всяком случае, они умели окружать добычу и нападать внезапно, со всех сторон.
Огненный луч раскромсал ближайшего зверя, но не было сомнений, что перебить всю стаю не удастся. Они не походили на земных хищников, не скалили с угрозой зубы, не рычали и, вероятно, не боялись ни оружия, ни человека, и трупы сородичей их тоже не смущали. Они не медлили, прыгнули все разом, и Коркорану стало ясно, что лишь метатель плазмы сможет их остановить. Но до метателя он дотянуться не успел.
На миг, неощутимый, как полет через Лимб, в его сознании возникла картина: два человека у лесной опушки и дюжина черных тварей, застывших в прыжке. Гибкие мощные тела, длинные драконьи шеи, когтистые лапы и челюсти как у аллигаторов… Удар сердца, толчок крови в висках, холод в груди, и вид изменился: они стояли по другую сторону барьера и глядели на хищников сквозь силовую завесу. Стая распалась; одни ринулись к мертвым сородичам и принялись их терзать, другие бродили у барьера, не приближаясь, однако, к нему, и с плотоядным ожиданием посматривали на людей. Крупные звери, побольше львов и тигров, решил Коркоран и вытер со лба холодный пот.
— А я ведь не смог их услышать! — с покаянным видом молвил Зибель. — С животными всегда непросто… другие ментальные частоты, другая психика, все другое… К тому же с неразвитым мозгом работать тяжелей. Вряд ли я сумел бы их остановить.
— Это пхоты, — пояснил Коркоран. — Литвин убил такую тварь на корабле фаата. Он мне рассказывал.
— Пхоты… — Голова Зибеля качнулась — раз, другой, третий; он словно о чем-то размышлял. — Пхоты… Хищные злобные твари, а за оградой их питомник… Значит, теперь мы с нужной стороны.
— Кажется, ты переменил мнение насчет заборов и оград?
— Это вряд ли, Пол. Все же я не человек — хотя бы в том, что касается личной транспортировки. Мне, вольному сыну эфира, заборы и ограды кажутся нелепостью.
Коркоран улыбнулся, снимая напряжение. Потом сказал:
— Сыном эфира тоже могли закусить.
— Ну, если только чуть-чуть, клок плоти отсюда, клок оттуда… Хотя, возможно, я упускаю удобный случай расстаться с Клаусом Зибелем.
Представь, что ты напишешь в рапорте: Зибель, офицер Секретной службы ОКС, растерзан и съеден дикими пхотами. Фрагментов тела не обнаружено, прилагаются окровавленные башмаки и застежка от комбинезона.
— Такой рапорт я и сейчас могу написать, — заметил Коркоран. — А дальше что?
— Дальше я как-нибудь извернусь, чтоб возвратиться на Землю. Сменю обличье и приду к Селине красивым и молодым. И проживем мы с ней до глубокой старости…
— Наивный ты, Клаус, хоть и долгожитель. Если она тебя любит, то такого, какой ты есть, и другого не примет.
— Вот тут, друг мой, ты глубоко не прав. Существо, подобное мне, знает, сколь эфемерна внешность и в то же время как она важна для вас, для гуманоидов. Особенно для женщины. Особенно в любимом человеке. Особенно если его сущность не изменилась, а внешность стала ей соответствовать. Это ведь так прекрасно, Пол, — гармония между сущностью и внешностью!