— Ну, как ты? Живой?
— Живой, живой, — прохрипел Коркоран. — Мы на курсе. Теперь еще бы посадить этого ублюдка… все кишки вымотал…
Жжение исчезло. От рук Зибеля струилась бодрящая теплота. В передней части кабины, перед обвисшим веретеном контактной пленки, поблескивал вогнутый полусферический экран с искрами звезд. Курсоуказатель выводил тихую нежную мелодию. Они неслись к Роону, приближаясь к нему на сто километров за каждую секунду.
— Сейчас все пройдет, — сказал Зибель. — Ну, вот, уже прошло… Ты в порядке.
Коркоран попробовал сесть, но это ему не удалось.
— Какой там порядок, — буркнул он. — Вид, наверно, как у покойника…
— Нормальный вид. Хочешь, покажу?
Черты Клауса поплыли, лицо начало стремительно меняться: подбородок сузился, радужка глаз посветлела, почти растворившись на фоне белков, губы сделались ярче, волосы стали черными, короткими и очень густыми.
Теперь Коркоран глядел на себя самого — такого, каким вчера явился перед потрясенным экипажем. Врба не обманул — никаких имплантов ему не всадили; киберхирург, сообразуясь с программой, потрудился над пигментацией волос и глаз, а кожу сделал побледнее. В остальном — почти никаких перемен. Коркоран не подозревал, что так похож на фаата. Открытие было не слишком приятным.
— Что такой кислый? — спросил Зибель. — Физиономия не нравится? Ничего, Пол, ничего! Вера тебя и таким полюбит, и дочки от папы не откажутся. Опять же не навсегда ты у нас в брюнетах. Вернемся на борт — и твои рыжие патлы тоже вернутся.
Если вернемся, подумал Коркоран, но, заглушая крамольную мысль, пока она не добралась до Зибеля, промолвил:
— Я такой. А ты каким будешь?
Его друг почесал в затылке. Совершенно человеческий жест, мелькнуло в голове.
— Учитывая мой возраст, надо соорудить что-то посолиднее… лет этак на шестьсот-восемьсот. Ну, например…
Волосы Клауса стали длиннее, в них появилась прозелень, губы немного отвисли, от глаз к вискам побежали крохотные морщинки. Признаки возраста у долгожителей-фаата были не так заметны, как у землян, но все же они существовали, проявляясь через несколько веков, обычно на исходе тысячелетия. Коркоран знал об этом, но никогда не пытался вообразить, сколько проживет сам, — мысль остаться без Веры и, очевидно, увидеть смерть дочерей, внуков и правнуков, его страшила.
Постепенно силы вернулись к нему. Он встал и с помощью Зибеля натянул лиловый комбинезон, имитирующий одеяния фаата. В тесной кабине приходилось поворачиваться с осторожностью — малый боевой модуль не предназначался для перевозки пассажиров и грузов. В задней, более широкой части, около входной мембраны, лежали контейнеры с пищей, водой и кое-каким оборудованием, а впереди, по обе стороны экрана, разместились курсовой компьютер и всеволновой приемник. Места оставалось только лечь и вытянуться двоим. Ни кресел, ни коек, ни столов… Пол, правда, был мягкий.
— Ты поспи, — посоветовал Зибель. — Еще пять часов добираться. У вас, землян, большое преимущество перед фаата и перед нами… то есть перед моими соплеменниками… — Он вздохнул. — Вы умеете спать.
— И даже видеть сны, — добавил Коркоран. — Считаешь это преимуществом?
— Конечно. Способность спать — такое чудо, особенно если жизнь длинна! Время проходит быстрее…
Он переместился к приемнику, сел перед ним, скрестив ноги, и запустил программу автоматического поиска. Вспыхнул мерцающий столбик света, поплыли, неторопливо вращаясь, темные глифы диапазонов, едва слышное потрескивание и негромкий шум, подобный рокоту далекого моря, наполнили кабину. Голоса Вселенной что-то шептали, убаюкивая Коркорана; разливалось тихим шелестом реликтовое излучение [36] , гудела Гамма Молота, щебетали и попискивали звезды, и газовые облака вносили в эту мелодию скрипы и скрежеты. Оркестр Мироздания играл на мириадах инструментов, на всем, что было ему подвластно, от ничтожных атомов до гигантских звезд и целых галактик, и только одно не слышалось в этом хоре: живой человеческий голос.
— Молчат, — бормотал Клаус Зибель, — молчат… В миллиметровом диапазоне молчат, в сантиметровом и на длинных волнах тоже… И правда, к чему им радиосвязь? Только демаскирует их миры… На межзвездных расстояниях бесполезна, сотня лет пройдет, пока поговоришь с соседями в пятнадцати парсеках, а в своей системе лучше мысленных контактов не придумать… Вырастить дюжину даскинских тварей, распихать по планетам — и общайся в свое удовольствие… эффективно, быстро и без всяких чипов, голограмм и сотрясения эфира…
— На их большом корабле были радиоустройства, — напомнил Коркоран.
— На Корабле — да! Чтобы послушать, о чем вы верещите на всю Вселенную, и умное слово вставить. О том, чем вас облагодетельствуют… новыми технологиями, лекарствами, синтетической пищей… Соблазнительно, а? Помнишь, какие бунты были в Индии и Китае, когда Совбез запретил им приблизиться к Земле? Какие митинги, марши голодных, самосожжения увечных? Нет, не помнишь… тебя еще на свете не было… А вот про банюков ты должен знать. Что они там пишут на заборах?.. Трепещите, проклятые тхо! Мы вернемся и пустим вам кровь! Так-то, мой дорогой… семена зла посеяны, и, чтобы они не взошли, придется сильно попотеть…