Внизу, огибая равнину, поднялся окутанный облаками горный хребет. Горы были невысокими и живописными: по склонам, сбегая в ущелья, неслись водопады, в погасших кратерах синели озера, лиловые, желтые, белые скалы сменялись лугами и плоскогорьями, кое-где темнели пятна лесов, эндемичной флоры Роона, еще не вытесненной растениями-пришельцами. Эта местность нравилась фаата, хранившим память о прародине — не той обугленной, голой планете, какой она стала после Второго Затмения, а цветущей, изобильной, еще не тронутой цивилизацией. Так было когда-то, но те времена ушли и уже не вернутся, снова подумал Дайт, всматриваясь в мелькание красок и переливы оттенков. Они спустились ниже облаков и миновали водопады, скрывавшие отвесно срезанный горный склон; здесь, под защитой каменных сводов и силовых полей, располагался центр Связки, а за ним, в глубине скалистого массива, — координирующий мозг и шахты с боевыми модулями. Климат в этих местах был жаркий и влажный, часто шли дожди, и воды, стекавшие из переполненных озер на прибрежную равнину, порождали реки. Равнина, узкая и вытянутая в широтном направлении, граничила с морем, и за его спокойной гладью поднимался южный материк, принадлежавший Связке Йасса, самой немногочисленной на Рооне. Йасс был молод и честолюбив; он, вероятно, уйдет на первом же Корабле в поисках мира, где можно стать полновластным владыкой.
Летательный модуль снижался. Промелькнул огороженный силовым барьером заповедник, где разводили пхотов, потом поплыла навстречу высокая каменная терраса со сдвоенными голубыми куполами; их дальний край уходил в море, и там, у приемных шлюзов, бурлила вода.
Ментальный щуп коснулся сознания. Нойах, Держатель Связки Фойна… Прикосновение было осторожным, даже покорным — Нойах сознавал его силу. На Корабле, одолевшем мрак Провала, он ходил у Дайта в помощниках и особыми талантами не отличался. Тийч, улетевший с Йатой, обещал гораздо больше.
«Режим стабилен», — почтительно передал Нойах, сопроводив эту мысль визуальным образом: два больших бассейна с морской водой, и на дне — бугристые коричневые туши. По их мерной неторопливой пульсации Дайт понял, что за время его транса никаких происшествий не случилось. Скорее всего, Нойах не входил в контакт с квазиразумными, страшась рисковать: на стадии взросления они были очень чувствительны.
«Улетай. Ты больше мне не нужен».
Они разорвали контакт. В спектре эмоций Нойаха улавливались тщательно скрываемые неуверенность и боязнь — он никогда не выращивал крупный квазиразум. Действительно крупный мозг, такой, который способен управлять гигантским Кораблем и тысячами тхо. Дар Держателя Связи был редок, и на Рооне, Т'харе и Эзате пока не проявились ни новые таланты, ни перспективные генетические линии. Никого, кроме Тийча и двух других потомков Дайта. Это было немного, но и не так уж мало, если вспомнить о низкой плодовитости кса и законах наследственности, ограничивающих передачу ментальных способностей.
Модуль приземлился, и Дайт вышел, погрузив пилота в транс ожидания. Стоя на террасе, он окинул взглядом тянувшийся у ее подножия лес, прислушался к далекому рычанию пхотов и несколько раз глубоко вздохнул. Веки его сомкнулись; солнечный свет сменила полутьма, вой зверей, шум волн, шелест листвы стали удаляться, уплывать из сознания, пока в нем не воцарилась глубокая гулкая тишина. Сняв ментальный барьер, защищавший разум, Дайт потянулся к мозгу, дремавшему на дне бассейна, перебросил мысленную нить к другому, пробуждая их к активности. Они отозвались, подпитывая его энергией, сливаясь в телепатическом единстве; тьма исчезла, мир начал стремительно расширяться, включая сначала весь Роон, потом холодный Т'хар, два небольших бесплодных мира, вращавшихся за Т'харом, и, наконец, Мейтани, внешнюю планету, на спутнике которой собирали Корабли. Это являлось начальной стадией контакта — установление связи с третьим мозгом, зрелым и способным к разумному общению. Этот далекий квазиразум мог обучать своих младших собратьев много быстрее и успешнее, чем человек, даже с опытом Держателя. Если ментальная связь сохранялась, то…
Дайт вздрогнул, открыл глаза, и протянувшаяся в космос нить оборвалась. Некоторое время он стоял неподвижно, перебирая вернувшиеся воспоминания, оценивая и взвешивая их; будь он человеком Земли, чувства, владевшие им, были бы смесью удивления и недоверия. Но, в отличие от землян, Дайт и его соплеменники не относились к странным фактам как к чему-то иррациональному, необъяснимому или, возможно, кажущемуся; они полагали, что ощущения не обманывают их и что даже необъясненный факт все-таки можно использовать. Поэтому Дайт не сомневался в реальности случившегося, а размышлял о смысле и последствиях событий.
Уяснив их, насколько позволяла скудная информация, он прикоснулся к разуму Уайры, Столпа Порядка, и попросил о встрече.
* * *
Уайра был стар. Его длинные волосы отливали зеленью, вокруг глаз залегли глубокие морщины, губы отвисли, сделавшись похожими на птичий клюв, тело ссохлось, и облегающая одежда только подчеркивала хрупкость и эфемерность его плоти.
Он находился в том возрасте, когда лучевая терапия в период туахха поддерживает жизнь, но не внешний облик, ибо у каждого средства есть предел; впрочем, жить он мог еще долго и столько же властвовать, ибо фаата не знали ни старческого слабоумия, ни других недугов. Говорили, что Уайра из тех космических странников, что возвратились в материнский мир в эпоху Второго Затмения, и если это было не так, то уж начало Третьей Фазы он видел несомненно. Лишь Айве казался столь же древним, но он давно покинул Роон, и теперь в Новых Мирах ровесников Уайры не осталось.
Он парил в зоне невесомости, у сферы, изображавшей планету. Огромный зал, чьи своды терялись в вышине, открывался на юг, к прибрежной равнине, широкими арками; за ними поблескивала силовая завеса и беспрерывно падал с гор поток воды. Сфера, висевшая в центре, символизировала власть, власть над Кораблем или планетой, и по древней традиции помощников Столпа Порядка называли Стоящими У Сферы.