— Вообще-то, насколько я понимаю, на Земле работают представители одного из суверенных Галактических государств. А основой получения разрешения на подобного рода деятельность является невмешательство в жизнь неразвитых и малоперспективных рас. Вступив же в открытую конфронтацию, пришельцы вольно или невольно, но привлекут к себе внимание. А это плохо для бизнеса. И, напротив, если вопрос будет решен, так сказать, «силами самообороны», это станет огромным плюсом в будущей политической борьбе, потому что выставит в невыгодном свете противников.
— Простите, Магистр. Если я вас правильно понял, пришельцы помогают нам, снабжая знаниями, нелегально?
— А нам никто не помогает. — Глядя мне в глаза, Магистр покачал головой. — И, если я называю их нашими учителями, то это не значит, что кто-то нас поучает или людям что-то показывают. В этой Вселенной учатся сами. Как гласит китайская пословица: «Учитель появляется тогда, когда ученик готов». Наставники — это те, кто позволяет перенимать какие-то навыки. А уж набираться ума или оставаться в своем огороде — каждый решает сам. Хочешь идти вперед — приглядывайся, наблюдай, не пропускай. И, как всегда, до многого доходи сам.
— Я готов, — просто сказал я.
А что я еще мог сказать? Правда, по крайней мере в интерпретации Магистра, была не очень-то приятной. Хотя факты — вещь упрямая. Десять тысяч лет человечество, подобно слепцам, ходило по кругу, варясь в собственном соку. И лишь вступив в контакт с привлеченными возможностью наживы жителями других миров, стало делать первые робкие шаги на пути познания. Уподобление же болванчикам, дергаемым за пусть и невидимые, но вполне осязаемые ниточки, марионеткам, было настолько унизительно, что перехватывало дыхание.
Однако, насколько я понимаю, альтернативы не существовало. И коль уж «старшие братья» решили, что каштаны из огня станут таскать люди, то, скорее всего, так тому и быть. Не соглашусь я — найдут другого. Послушного исполнителя. Мне же за невыполнение равносильной приказу просьбы представителя Конвента грозят мелкие, но всё же неприятности. Нет, увольнения я не боялся. После десятков операций, на которые без моего участия потребовалась бы квота, я был на особом счету. Однако дружеским, доверительным отношениям с Магистром придет конец.
Однако дружеским, доверительным отношениям с Магистром придет конец.
— Где сейчас бойскауты? — поинтересовался руководитель.
— Согласно последнему указанию, опекают Олега Искрина. Это…
— Я знаю, кто такой Искрин. А также важность его работы для ВПК. Под охрану он взят по распоряжению советника президента, в подчинении которого мы находимся де-юре.
— Всего лишь юридически? — Я усмехнулся.
— Право, в последнее время я затрудняюсь сказать, какому Богу мы служим, — ответил собеседник. — Вынужденные блюсти российские интересы, мы тем не менее подчиняемся Конвенту. И, честное слово, я до сих пор не разобрался в приоритетах.
— В чем конкретно состоит моя задача?
— Как всегда, в наблюдении и сборе информации. Согласно оперативным данным, четверо гуманоидов, представителей враждующей стороны, должны высадиться на Землю. Все четверо — универсалы. Владеют любым мыслимым оружием — в их понимании, конечно.
— Что значит — «в их»?
— То и значит, что демонстрировать приемы рукопашного боя они вряд ли станут. Так же, как и отстреливать, подобно Рэмбо, мирное население из крупнокалиберного пулемета. А вот финансировать, к примеру, организацию небольшой лаборатории по созданию антивещества им вполне по силам. Обладающее разрушительной силой в десятки раз большей наших ядерных боеголовок, оно, вроде радиации, не оставляет видимых следов. И, активировав десяток килограммов, где-нибудь на дне Тихого или Атлантического океанов, они без труда добьются результата. Противнику нанесен вполне ощутимый материальный ущерб. А заинтересованные лица остаются в стороне.
— А жертвы среди мирного населения попросту не принимаются в расчет?
— Побойтесь бога, Андрей. — Забывшись, он назвал меня настоящим именем. — Кто мы для них? Помните высказывание Киплинга о «бремени белого человека»? Колонизаторы находили туземцев, пусть и имеющих развитую материальную и духовную культуру, отсталыми и примитивными. Аборигены, особенно темнокожие, считались наивными, как дети. Они «хитры и нечестны», «ленивы» и «не ценили жизнь».
Подобное отношение развязывало европейцам руки, позволяя находить оправдание истреблению тех, кто стоял на пути. В книге «Социальная история пулемета» Джон Эллис описывает, как новое, мощное и скорострельное оружие, изобретенное в девятнадцатом веке, регулярно применяли против туземных народов, а не против белых европейцев, так как считалось недостойным делом убивать равного себе. Стрельба же по жителям колоний более походила на охоту, чем на войну, поскольку тут применялся иной подход. «Убийство индусов, афганцев или тибетцев, — писал Эллис, — скорее своеобразный вид охоты, содержащий в себе риск, нежели настоящая военная операция». Новая технология была внушительно продемонстрирована в тысяча восемьсот девяносто восьмом году, когда английские войска, вооруженные шестью пулеметами «максим», наголову разбили армию голодранцев, возглавляемую Махди. Очевидец утверждал: «Это был последний день махдизма и самый великий день… Это было не сражение, а истребление». Потери англичан в том бою составили двадцать восемь человек, а у повстанцев — почти одиннадцать тысяч убитыми, то есть где-то по триста девяносто два бунтаря на каждого англичанина. «Это стало примером триумфа британского духа, демонстрацией превосходства белого человека», — писал Эллис.