Наконец, подняв банк по самое не могу, я, провоцируя обострении ситуации, засветился. По суровым законам игры тот, кто обнаружил, что соперник мухлюет, забирает всё.
Я перевернул карты, оказавшиеся, разумеется, тремя шестерками.
— Ну а четвертая где? — выщерился довольный тем, что «заметил», противник.
Лишнюю я сбросил буквально только что, перед самым его носом. Я нагло усмехнулся в ответ:
— Не знаешь, как это делается? Хочешь — считай колоду.
После того как карты были дважды пересчитаны, я, прекрасно слыша, как за моей спиной группируются остальные обитатели импровизированного катрана, процедил сквозь зубы:
— Ну что, сука? На кого пасть раскрыл?
И с наслаждением, но не очень сильно заехал кулаком в лицо сидящему напротив человеку.
Когда я говорю «несильно» и «небыстро», я имею в виду охотничий режим. Оппоненту же, наверное, показалось, что в него попали кувалдой. Пропустив мимо руку, сжимавшую нож, я сломал лезвие и, не удержавшись, слегка вывернул кисть нападавшего. Сладкой музыкой прозвучал хруст костей. В конце концов, никто ж его не заставлял многозначительно сопеть у меня за спиной. Выдавая запахом пота не очень благие намерения. И, поступи эти обормоты, в своей беззаботной наглости считающие себя на порядок выше простых смертных, хоть раз в жизни честно, я бы просто ушел. Но умение проигрывать достойно свойственно лишь благородным личностям. Эти же, немытые и зачуханные, не вызывали ничего, кроме брезгливости. Ведь именно из-за подобных оборотистых подонков «русский» стало синонимом слова «бандит».
В общем, драчка вышла что надо. Стараясь никого не убить, я не особо церемонился. Еще раз на меня попытались наехать с ножом, но, получив жесткий удар в солнечное сплетение, нападавший мирно улегся поперек входа. Деньги подобно бабочкам порхали в воздухе, мирно укладываясь на пол. И, отправляя в нокдаун очередную жертву, я осторожно ловил их, складывая в ладони аккуратной стопочкой.
— Чего разлегся. — Я пнул ногой одного из «бригадиров». — Тороплюсь я, понял?
— С-сука, — сплюнув кровью, процедил он сквозь зубы, но послушно стал ползать по брезентовому полу палатки, собирая мой выигрыш.
— В морду дать или и так всё уразумел? — добродушно осведомился я, принимая тощую пачку.
Урод отшатнулся, и на его лице, вызвав радостный отклик в моей душе, мелькнуло выражение страха.
— Тогда до скорого. — Я помахал рукой. — Может, на днях еще зайду. С приятелем.
По угрюмому взгляду догадался, что вряд ли мне будут здесь рады, и вышел из палатки, декламируя откровения от Матфея:
«Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.
Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то всё тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то всё тело будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?»
Нет, я не стал изображать из себя эдакого современного Робин Гуда и раздавать нажитые неправедным путем деньги сирым и убогим «российским неграм».
Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?»
Нет, я не стал изображать из себя эдакого современного Робин Гуда и раздавать нажитые неправедным путем деньги сирым и убогим «российским неграм». В конце концов, это не я сделал их такими. Не я заставлял верить в простодушную и наивную детскую сказочку. И подписывать «контракт», обязуясь отдать месячный заработок за то, что они вполне могли бы осуществить и сами. Просто приехать в Испанию и немного подзаработать на сборе урожая. Не я воспитал их доверчивыми, едущими за большой деньгой на край света. Но, видно, так устроена загадочная русская натура. Он не может не верить. В чудеса, в коммунизм и вообще во всякую чушь, которой не может быть никогда.
Поскольку аэропорт был всего лишь один, я нашел его без проблем, и в нужное время стоял у трапа самолета. Майя выпорхнула, тоненькая и изящная, всколыхнув в душе самые нежные чувства.
— Привет!
Мы поцеловались и, взявшись за руки, направились к краю летного поля.
— Как Олег? — озабоченно спросила она. Я отмахнулся.
— Спит, что ему сделается. — И, потершись носом о ее волосы, пробормотал: — Соскучился.
— Э-эх, — притворно вздохнула чертовка. — А я-то думала, что ты горишь на работе.
— Скорее уж дохожу, — пробурчал я. — С тех пор, как навязали на нашу голову этого умника, — одни неприятности.
— Ладно уж. Поехали в отель. Днем отоспимся, а завтра покажешь, что тут у вас.
ГЛАВА 35
— Заходите, Асмодей, вас ждут.
Как всегда приветливая, старший диспетчер Отдела сидела перед компьютером. На уровне глаз пробит штрек, но собеседника не видно. Однако, судя по тому, как споро порхали над клавиатурой Ольгины пальцы, жизнь била ключом, и в это самое время кто-то из Химер проводил очередную операцию.
Пройдя сквозь дверь, увидел встающего из-за стола Магистра.
— По вашему приказанию прибыл, — отрапортовал я.
— Вольно, Асмодей. Присаживайтесь.
Я пододвинул стул и, сев, откинулся на спинку.