— Я думала об этом. Подумала и об имени: Тутси Дефо.
— Ужас, — засмеялся Джейкоб, — просто ужас.
— Если ты такой умный, придумай сам.
— Как насчет Дженни… Дженни… ну давай же… Дженни Принс?
— Хорошо, это красиво.
Дженни Принс взошла по ступеням киностудии «Феймос плейерз», и Билли Фаррелли, в приступе ирландской мизантропии, назло себе и своей профессии, взял ее на одну из трех главных ролей в картине.
— Все они друг друга стоят, — сказал он Джейкобу. — Черт! Сегодня подберешь ее в канаве, а завтра она уже требует, чтобы ей подавали еду на золоте. Ей-богу, лучше служить на побегушках у Констанс Талмедж, чем иметь под началом гарем вот этих.
— Девушка тебе понравилась?
— Вполне ничего. У нее хороший профиль. Но только все они друг друга стоят.
Джейкоб купил Дженни Принс вечернее платье за сто восемьдесят долларов и в тот же вечер повел ее в «Лидо». Он был доволен собой и взволнован. Оба много смеялись и чувствовали себя счастливыми.
— Можешь поверить, что ты теперь киноактриса? — спросил Джейкоб.
— Может быть, уже завтра меня погонят взашей. Слишком легко все прошло.
— Нет, не в этом дело. Тут помогла… психология. На Билли Фаррелли напало такое настроение. С ним бывает.
— Мне он понравился.
— Он замечательный, — согласился Джейкоб. Однако эти слова напомнили ему о том, что он уже не единственный мужчина, содействующий ее успеху. — Он буйный ирландец, за ним глаз да глаз нужен.
— Я знаю. Когда кто-то хочет за тобой ухлестнуть, это сразу видно.
— Что?
— Я не о том, красавчик, что он хотел за мной ухлестнуть. Но вид у него, если понимаешь, эдакий. — Ее прекрасное лицо исказила многозначительная ухмылка. — Он своего не упустит, это сегодня было заметно.
Они распили бутылку газированного и очень хмельного виноградного сока.
К их столику подошел метрдотель.
— Это мисс Дженни Принс, — сказал Джейкоб. — Она часто будет сюда заглядывать, Лоренцо: только что она подписала крупный контракт с киностудией «Феймос плейерз». Уделяйте ей все возможное внимание.
Когда Лоренцо удалился, Дженни проговорила:
— В жизни не видела таких красивых глаз, как у тебя. — Она старалась, как могла, выказать благодарность. Лицо ее было серьезным и печальным. — Честно, — повторила она, — в жизни таких не видела. Любая девушка обзавидуется.
Джейкоб рассмеялся, однако был растроган. Он легонько тронул ее руку.
— Будь умницей. Не жалей сил, и я стану тобой гордиться… и приятно будет когда-никогда встретиться.
— Мне всегда с тобой приятно. — Глаза Дженни смотрели прямо в его глаза — впились в них. Голос звучал ясно и невыразительно. — Честно, я не шучу насчет твоих глаз. Вечно тебе чудится, будто я подшучиваю. Я хочу отблагодарить тебя за то, что ты для меня сделал.
— Да ладно тебе, ничего я такого не сделал. Просто увидел твое лицо и… не смог оторваться, что, по-моему, вполне естественно.
Появились артисты, и Дженни перевела на них жадный взгляд.
Она была такой юной… никогда еще Джейкоб не ощущал юность столь живо.
Появились артисты, и Дженни перевела на них жадный взгляд.
Она была такой юной… никогда еще Джейкоб не ощущал юность столь живо. До сегодняшнего дня он и себя причислял к молодым.
Потом, в темной пещере такси, благоухая духами, которые ей купил сегодня Джейкоб, Дженни придвинулась, прильнула к нему.
Он поцеловал ее, но без удовольствия. В ее глазах, губах не промелькнуло даже намека на страсть, дыхание чуть отдавало шампанским. Она прижималась тесней и тесней. Он взял ее руки и положил ей на колени. Ее ребяческая безоглядность отпугнула его.
— Ты мне в дочери годишься, — сказал он.
— Ты не такой старый.
Она обиженно отодвинулась.
— Что с тобой? Я тебе не нравлюсь?
— Зря я позволил тебе выпить столько шампанского.
— Почему? Мне и раньше случалось выпивать. У меня крепкая голова.
— Как тебе не стыдно? Услышу, что ты прикладываешься к спиртному — получишь на орехи.
— Да что ты так раскипятился?
— О чем ты только думаешь? Хочешь, чтобы твое имя трепали на всех углах все торговцы содовой?
— А, замолчи!
Секунду они ехали молча. Потом ее пальцы скользнули в его ладонь.
— Мне никто никогда так сильно не нравился. Что же тут поделаешь?
— Малютка Дженни. — Он снова приобнял ее за плечи.
Помедлив, он опять попробовал ее поцеловать, и вновь его обдало холодом: поцелуй ее дышал невинностью, глаза в миг сближения смотрели поверх его плеча, в темноту ночи, в темноту мира. Ей неизвестно пока, что роскошь — это нечто таящееся в сердце; когда она это поймет и растворится во вселенской страсти, он сможет взять ее, не опасаясь раскаяться.
— Ты мне безумно нравишься, — сказал он, — нравишься — как мало кто до сих пор. Но у меня не идут из головы твои слова о выпивке. Тебе нельзя пить.
— Я сделаю все, чего ты захочешь. — И она повторила, глядя ему прямо в глаза: — Все.
Больше Дженни не пыталась. Машина подъехала к ее дому, и Джейкоб на прощанье ее поцеловал.
Он уезжал радостно-взволнованный; молодость Дженни и ее виды на будущее он переживал глубже, чем в свое время переживал свои. Так, склоняясь вперед и легко опираясь на тросточку, богатый, молодой, счастливый, он проплывал по светлым улицам и темным переулкам навстречу собственному непредсказуемому будущему.