— Мы по-прежнему молоды, мы двое, — ликовал Джон. — Давным-давно мы совершили глупейшую ошибку, но успели вовремя одуматься.
— Расскажи мне об этом, — шепнула она.
— Этим утром, под дождем, я слышал твой голос.
— И что он сказал, мой голос?
— Он сказал: возвращайся домой.
— И вот ты дома, дорогой.
— Я дома.
Внезапно он поднялся с места.
— Мы с тобой уезжаем. Тебе это понятно?
— Я всегда знала: если ты придешь за мной, я с тобой уеду.
Когда взошла луна, Элис проводила его к калитке.
— Завтра! — шепнул он.
— Завтра!
Под бешеный стук сердца Джон осторожно выждал, пока приближавшиеся по сумрачной дороге шаги минуют его и замрут вдали. С простодушной удалью он снова поцеловал Элис и прижал ее к сердцу под апрельской луной.
IV
Проснулся он в одиннадцать, налил себе холодную ванну и стал плескаться почти с таким же восторгом, какой чувствовал накануне вечером.
— Я чересчур много думал за эти двадцать лет, — сказал он себе. — Как раз мысли-то и старят людей.
Было теплее, чем вчера, и, когда Джон выглянул в окно, пыль на улицах показалась более заметной, чем накануне. Он позавтракал внизу, с вечным удивлением городского жителя спрашивая себя, почему в деревне днем с огнем не найдешь свежих сливок. Местные уже прознали, что он приехал, и в вестибюле несколько человек встали, чтобы его приветствовать.
Кто-то спросил, есть ли у него жена и дети, он беспечно ответил «нет», после чего ему стало немного неловко.
— Живу один-одинешенек, — с напускной веселостью продолжил он. — И вот захотелось вернуться, бросить взгляд на родной город.
— Надолго? — На него смотрели любопытные глаза.
— На день, может, на два.
Что они подумают завтра? Будут собираться группками на улице и обсуждать неслыханную новость.
«Слушайте, — хотелось ему сказать, — вы думаете, небось, я жил в городе как у Христа за пазухой, но это не так. Судьба обошлась со мной жестоко, потому я и вернулся, а если у меня этим утром горят глаза, причина в том, что прошлым вечером в этом городке отыскался осколок моей потерянной юности».
В полдень, когда Джексон отправился в дом Элис, солнце припекало вовсю, и несколько раз он останавливался и отирал со лба пот. Заворачивая к калитке, он увидел, что Элис ждет на веранде: одетая, похоже, по-воскресному, она раскачивалась в качалке точно так же, как делала в детстве.
— Элис! — радостно воскликнул он.
Она быстро поднесла к губам палец.
— Осторожно! — шепнула она.
Джексон уселся рядом и взял ладонь Элис, но она отняла руку, положила ее на ручку кресла и снова стала потихоньку раскачиваться.
Джексон уселся рядом и взял ладонь Элис, но она отняла руку, положила ее на ручку кресла и снова стала потихоньку раскачиваться.
— Остерегись. Дети в доме.
— Не могу я остерегаться. Теперь жизнь начинается заново, а осторожность я забыл в прошлой жизни, которой больше нет.
— Ш-ш!
Немного встревожившись, он пристальней всмотрелся в Элис. Ее лицо, недвижное и равнодушное, словно бы чуть постарело по сравнению с вчерашним; Элис выглядела бледной и усталой. Но он с тихим восторженным смехом отмахнулся от этого впечатления.
— Элис, этой ночью я спал так, как бывало только в детстве, хотя и несколько раз просыпался от радости, что надо мной та же луна, которой мы когда-то любовались вместе. Я получил ее назад.
— Я вовсе не спала.
— Бедняжка.
— В два или три ночи я поняла, что не смогу уйти от детей — даже с тобой.
У Джексона отнялся язык. Он поглядел на нее непонимающе, потом у него вырвался смешок — короткий и недоверчивый.
— Никогда! — Элис отчаянно затрясла головой. — Никогда-никогда! Стоило мне об этом подумать, и меня пробрала дрожь, прямо в постели. — Она помолчала в нерешительности. — Не знаю, Джон, что на меня нашло вчера вечером. Когда ты рядом, ты каждый раз внушаешь мне те поступки, чувства и мысли, которые тебе нравятся. Но наверное, уже слишком поздно. Эта затея не похожа на правду; это что-то вроде сумасшествия или сна, вот и все.
Джон Джексон снова рассмеялся, но в этот раз не с недоверием, а с оттенком угрозы.
— Что ты этим хочешь сказать? — требовательно спросил он.
Элис заплакала, прикрывая лицо рукой, потому что по дороге кто-то шел.
— Ты должна объяснить подробней. — Джон Джексон слегка повысил голос. — Что же мне, удовольствоваться этим и уйти?
— Пожалуйста, не говори так громко, — взмолилась Элис. — На улице жара, и я совсем запуталась. Наверное, я обычная провинциалка, не более того. Мне даже стыдно: я тут с тобой объясняюсь, пока муж целый день трудится в пыли и духоте.
— Стыдно, оттого что мы тут объясняемся?
— Да не смотри на меня так! — Голос Элис дрогнул. — У меня сердце разрывается, оттого что я делаю тебе больно. У тебя тоже есть дети, о которых нельзя забывать… сын, ты говорил.
— Сын. — Он забыл о сыне так прочно, что даже удивился. — Да, у меня есть сын.
Джексон начал осознавать все безумие, дикую нелогичность ситуации и все же противился, не желая мириться с тем, что упускает из рук недавнее блаженство. На без малого сутки к нему вернулась юношеская способность видеть мир сквозь дымку надежды — надежды на неведомое счастье, ждущее где-то за холмом; но теперь с каждым словом Элис волшебная дымка рассеивалась, а с нею иллюзии, этот городок, воспоминания, само лицо Элис у него перед глазами.