Второй год вылился в долгие ночи танцев и поездки на теплый Юг с целью покупаться. Ветреность рассеялась по ветру и была забыта; юбки круто устремились к полу, саксофоны запели новые песни для свежей поросли девиц. Большинство тех, кто начал выезжать вместе с Дайаной, были уже замужем — иные обзавелись и детьми. Но Дайана среди меняющегося мира продолжала танцевать под новые ритмы.
К третьему году, глядя на ее свежее, красивое лицо, трудно было поверить, что она побывала на войне. Юное поколение уже относило это событие к туманному прошлому, в незапамятные века волновавшему их старших братьев и сестер. И Дайана чувствовала, что с последним эхом войны отомрет и ее юность. Ныне к ней почти не обращались как к Даймонд Дику. Когда же это изредка случалось, ее взгляд принимал странное растерянное выражение, словно она не могла увязать между собой два осколка ее разбитой пополам жизни.
Минуло пять лет, в Бостоне разорилась одна маклерская фирма, и из Парижа возвратился домой герой войны Чарли Эббот — окончательно спившийся и без гроша в кармане.
Впервые Дайана увидела его в ресторане «Мон-Миель», где он сидел за боковым столиком с пухлой, невзыскательного вида блондинкой из полусвета. Наскоро извинившись перед своим спутником, Дайана направилась к нему. Чарли поднял взгляд, и у Дайаны вдруг подкосились ноги: он съежился и походил на тень, а его большие и темные, как у Дайаны, глаза пылали огнем в воспаленных орбитах.
— Как, Чарли…
Чарли, пошатываясь, встал, и они обменялись неловким рукопожатием. Он пробормотал слова представления, но девица за столом выразила свое недовольство, смерив Дайану ледяным взглядом голубых глаз.
— Как, Чарли… — повторила Дайана, — ты, выходит, вернулся.
— Вернулся навсегда.
— Мне нужно с тобой увидеться, Чарли. Увидеться… как можно скорей. Не хочешь ли съездить завтра за город?
— Завтра? — Чарли виновато посмотрел на белобрысую девицу. — У меня назначена встреча. Насчет завтра не знаю. Может, позднее на этой неделе…
— Отмени свою встречу.
Приятельница Чарли барабанила пальцами по скатерти и нервно обводила глазами залу. Услышав эту фразу, она резко повернулась обратно к столику.
— Чарли! — прикрикнула она, многозначительно хмурясь.
— Да, знаю, — отозвался он веселым тоном и повернулся к Дайане. — Завтра я не могу. У меня назначена встреча.
— Мне просто необходимо повидаться с тобой завтра, — безжалостно настаивала Дайана. — Хватит пялиться на меня как идиот. Обещай, что будешь завтра в Гриниче.
— В чем дело? — повысила тон девица. — Почему вам не сидится за собственным столиком? Хватили лишнего?
— Элейн, Элейн, — упрекнул ее Чарли.
— Почему вам не сидится за собственным столиком? Хватили лишнего?
— Элейн, Элейн, — упрекнул ее Чарли.
— Я буду встречать тебя в Гриниче с шестичасовым поездом, — хладнокровно продолжала Дайана. — Если не сможешь отделаться от этой… этой особы, — она указала на девицу небрежным взмахом руки, — пошли ее в кино.
Выкрикнув что-то невнятное, девица поднялась на ноги; казалось, сцены не избежать. Но Дайана, кивнув Чарли, отвернулась, махнула своему спутнику в другом конце залы и вышла за порог.
— Не нравится она мне, — заявила сварливым тоном девица, когда Дайана покинула ресторан. — Кто она вообще такая? Из твоих прежних?
— Верно, — нахмурился Чарли. — Моя прежняя. Собственно, единственная.
— Ага, и вы знакомы с самого рождения.
— Нет. — Чарли помотал головой. — Впервые мы встретились на войне, она работала в столовой.
— Она? — Элейн удивленно подняла брови. — Не похоже, чтобы она…
— О, ей уже не девятнадцать… ей почти двадцать пять. — Чарли рассмеялся. — Я встретил ее однажды у полевого склада близ Суассона; она сидела на ящике, а вокруг кишело столько лейтенантов, что хватило бы на целый полк. А через три недели мы были уже помолвлены!
— А что потом? — резким голосом спросила Элейн.
— Обычная история. — Чарли произнес это не без горечи. — Она разорвала помолвку. Необычно только одно: я так и не узнал почему. В один прекрасный день я с ней простился и отправился к своей эскадрилье. Видно, что-то я такое сказал или сделал, отчего начались неприятности. Не знаю. Так или иначе, воспоминания об этом времени у меня остались самые смутные: через пару часов мой самолет рухнул и от того, что происходило до этого, в голове ни черта не осталось. А когда я немного пришел в себя и начал интересоваться окружающим миром, оказалось, что все теперь иначе. Сначала я думал, без соперника тут не обошлось.
— Она разорвала помолвку?
— Разорвала. Пока я выздоравливал, она часами сидела у моей постели и эдак странно на меня глядела. Я не выдержал и попросил зеркало: думал, меня сильно поуродовало. Но ничего подобного. Однажды она заплакала. И говорит: она все думает о нас, не было ли это ошибкой, и дальше в том же духе. Вроде бы намекает, что до того, как мы простились и я был ранен, у нас вышла ссора. Но я все еще чувствовал себя паршиво и не видел в таком разговоре смысла, если тут не замешан кто-то еще. Говорит, мы оба хотим быть свободны, и смотрит на меня так, словно ждет объяснения или извинения, а я ума не приложу, что я такого наделал. Помню, положил я голову на подушку и пожелал не видеть больше белого света. А через два месяца я услышал, что она отплыла на родину.