Гауптвахта приняла жилой и даже уютный вид, но на нас с Сержем было страшно смотреть, и Серж сказал:
— Ох, как перемазалась Мадлен!
Он одел на меня свой тулуп и отправил стирать с юбки пыль при помощи снега. Других моющих средств в клубе нет.
Когда я вернулась, я увидела колоритнейшую гауптвахту на свете. Вместо двери — деревянная решетка, на которой висит зловещая ржавая цепь, на окнах — толстые прутья, посреди стоит стул-чурбан.
Сир и Серж веселились, как дети, предвкушая, как посадят сюда Лорестона.
— Входишь в клуб — сразу губа, — говорил Сир, радостно улыбаясь.
— Входишь в клуб — сразу губа, — говорил Сир, радостно улыбаясь. — И Лорестон сидит.
Он взмахнул рукой и вдохновенно полез на гауптвахту. С трудом втиснувшись в комнатенку, он с невыразимо тоскливым лицом приник к решетке.
Я отдала Сержу тулуп и поплелась наверх чинить синие мундиры.
Лестница задрожала от страшного топота. Со свистом распахнулась дверь, ведущая в коридор второго этажа, и по ступенькам скатились Липик и Лорестон. Оба тяжело дышали.
— Продолжим, — сказал Лорестон.
— Я к вашим услугам, — сказал Липик.
Лязгнули клинки. Липик принял изящную позу и, помахивая левой рукой, постепенно оттеснил Лорестона в угол.
Я молча прошла по коридору, вошла в швейную и принялась наводить в комнате порядок. Наталья куда-то ушла. Скатерть с недовышитым узором и воткнутой иглой я расстелила на шатком столике и поставила сверху подсвечник с огарком. Затем взяла рваные мундиры — и тут раздались истошные крики, от которых я вздрогнула, и мундиры посыпались на пол:
— А-а-а! Ло-ре-сто-о-она са-жа-а-ают!!!
Я сбежала вниз. Лорестон уже сидел за решеткой на чурбачке. Наталья пыталась передать ему яблоко. Часовой, стоящий у гауптвахты с алебардой, не глядя, говорил:
— За попытку освободить заключенного с гауптвахты, мадемуазель, вы будете сидеть там же.
— Варвар! — говорила Наталья. — Он же голодный!
Часовой холодно смотрел вдаль.
— А-а-а! — заорали откуда-то сверху, и по лестнице, грохоча и завывая, сбежал Липик. — Лоресто-оша! — слезливо закричал он, припав к решетке. — Дру-уг! Я тебе хлебца принесу… и мяса…
— Сырого, — пробасил Лорестон.
Рыдающего Липика увели.
Журнал Мадлен Челлини. 23 января 1980 года.
«Наталье приснился очередной вещий сон. Будто Липик лежит в луже крови и с ножом в боку (как Бэкингэм). Со страшным бледным лицом».
* * *
Саня-Ваня вплотную начал заниматься с нами шагистикой. Для этого нас строят в шеренгу по одному, и Саня-Ваня, с трудом добившись, чтобы мы приняли подобие любезной его сердцу строевой стойки, говорит:
— Перенести центр тяжести на носки!
Шеренга наклоняется вперед. Мы становимся похожими на ростры, снятые с кораблей.
— Алексеев! Вы сейчас упадете! Вы делаете с полом тридцать градусов! Встать ровно!
Шеренга встает ровно.
— Алексеев!
— Я! — баском отзывается Димулео.
— Выйти из строя!
— Есть!
Димулео, шатнувшись, штатской походочкой подходит к Сане-Ване.
— Отставить, — говорит Саня-Ваня терпеливо. — Вы не умеете ходить строевым шагом.
Димулео, пожав плечами, возвращается обратно в строй.
— Строевой шаг! — провозглашает Саня-Ваня. У него железные нервы. — Делай раз! — Он резко отрывает левую ногу от пола, вытягивает носок и замирает. — Делай два! — Нога четко шлепается на пол.
Саня-Ваня поворачивается к шеренге и звучно командует:
— Делай раз!
Взлетают ноги.
Саня-Ваня долго ходит вдоль шеренги и поправляет тех, кто стоит криво. Кое-кто начинает шататься, не вынеся длительного стояния на одной ноге.
— Делай два!
Облегченный топот опускающихся ног.
— Индийские йоги — кто они? — говорит Димулео.
Вечером я отправилась в аптеку закупать йод, бинты и аспирин для наших героев, пропадающих без медицинской помощи. На улице весело горели фонари и шел быстрый, мелкий снежок. На ресницах светились огоньки, и вся улица казалась чудесной. В аптеке я обнаружила Наталью, деловито выбирающую бинты. Мы молча уставились друг на друга и внезапно расхохотались.
— Я так и знала, Мадлен, что рано или поздно эта мысль придет тебе в голову! — заявила Наталья.
— Типично шпажные раны, да? — сказала я.
— Мне снился вещий сон, — задумчиво сказала Наталья. — Будто Франсуа ударили в спину ножом.
Мы с ней живем рядом — на одной улице. Моя подворотня смотрит своим темным циклопьим глазом прямо в натальину подворотню. Мы зашли ко мне и упаковали медикаменты в пакет. На мгновение я представила себе нашу комнату и синие мундиры в углу, а потом сняла трубку и позвонила в химчистку.
— Да! — злобно сказали в трубку.
— Скажите пожалуйста, сколько стоит вычистить грязный мундир наполеоновской армии? — очень вежливо спросила я.
Наталья молча улыбалась.
В трубке задумались.
— Очень грязный?
— Очень.
— Два рубля.
* * *
В клубе во всех углах громоздятся пустые бутылки. В конце концов, с этим надо решительно бороться! Я взяла посудину из-под какого-то отвратительного портвейна, тщательно запрятанную под кивер, и отправилась в штаб к Сиру. В штабе царил хаос. Среди разбросанных книг, карт, треуголок и холодного оружия, на столе сидел Сир в черном полушубке и тщательно рисовал на листе ватмана какую-то старинную битву. Я показала ему бутылку и сказала, что с этим надо решительно бороться. Сир сделал большие глаза и ответил, что это бутылка из-под лимонада. Я поставила ее на пол и ушла.