Самое интересное — никто из присутствующих в сторону странной четверки старался не смотреть. Все делали вид, будто ничего особенного на постоялом дворе не происходит, и бритые путники с татуировкой на лысине гуляют тут каждый день.
Впрочем, после встречи с Вереей ведуна и самого не тянуло разгадывать какие-то тайны.
— Эй, хозяин! — хлопнул он в ладоши, привлекая внимание суетящегося возле углового стола Весяки. — Меда мне хмельного дай! Две крынки. А то совсем горло пересохло…
— Сей момент! Закусывать чем изволишь?
— Рыба копченая есть?
Олег двинулся меж столов к нему.
— А как же! Лещи, сибили, сазан, язь. А еще, коли рыбки захотелось, имеется сельдь, щука и лещ на пару, сушеная лососина, белорыбица, осетрина, спинки стерляжьи и вязига белужья, спинка белорыбицы на пару, уха щучья с шафраном, тавранчук осетровый, да тавранчук стерляжий…
— Леща копченого хватит. От меда на еду не особо тяне… — Середин осекся, ощутив, как крест у запястья обжег кожу с такой яростью, словно ощутил приближение ожившего мертвеца или крепкого болотника с сильными магическими способностями.
Ведун остановился, повел взглядом по сторонам. Двинулся дальше.
— Лещ так лещ, — согласился Весяка. — Токмо в погребе они, холодные. Сюда принесть, али в светелку?
— В светелку, — решил Середин, не желая делить свои размышления с компанией случайных знакомых. В чужой компании драки хорошо затевать, а не вспоминать о внезапно промелькнувшем совсем вблизи прошлом.
Он оглянулся. Трое странных постояльцев продолжали невозмутимо доедать гречу с мясными обрезками и запивать чем-то ароматным и парным, вроде сбитеня. Скорее, именно сбитень это и был.
* * *
В желтом, как янтарь, и тягучем, точно сосновая смола, меде хмель почти не ощущался. Чуть сладковатый напиток пился легко, как компот, а опьянение подкрадывалось незаметно, поначалу путая мысли и воспоминания, сливая воедино прошлое и будущее, скрывая заползающие в светелку сумерки. А когда Олег попытался встать, чтобы зажечь масляную лампадку из глины, то оказалось, что и по ногам хмель нанес свой коварный удар. Глаза неожиданно стали слипаться, и ведун еле успел насыпать вокруг кровати защитную линию.
По всей видимости, уже наступила полночь, время рохлей и баечников — нежити, что обитает в человеческом жилье и в то же время ненавидит людей лютой мертвящей ненавистью. Пол дома мелко задрожал, послышался нарастающий топот, светелка залилась неестественно-белым светом, бревенчатые стены словно раздвинулись — и внезапно в комнату ворвалось стадо мчащихся во весь опор быков с красными горящими глазами, низко опущенными головами, коричневыми рогами, направленными, казалось, прямо в грудь. Уж на что ведун был привычен ко всякого рода морокам — и то его пробила волна смертельного ужаса. Кабы не мед хмельной, ноги не хуже пут повязавший, — вполне мог и не выдержать, сорваться с места и кинуться прочь.
Взбесившееся стадо налетело на заговоренную черту — но не разбилось об нее, а растаяло, словно и не было. Топот между тем нарастал, прокатываясь по второму этажу. За стенкой послышался отчаянный человеческий крик, стуки, предсмертный визг. Хлопнула дверь, другая. В коридоре зазвенело железо.
— Дерутся, что ли? — с тревогой поднял голову Середин, однако, вставать не стал. Черту если нарушить — то и заклинание действовать перестанет, баечник вмиг в оборот возьмет, ни в жизнь не поймешь, что вокруг настоящее, а что он навевает. По полу поползли гадюки — похоже, трюк со стадом закончился, и теперь нежить перешла к новым развлечениям с перепуганными людьми. В воздухе пахнуло сыростью, зачмокала болотная тина. По лестнице грохотнуло нечто тяжелое — словно сундук с нее спустили. Послышался плеск, ругань, новый визг. Змеи в светелке Олега исчезли — баечник решил не тратить силы на невозмутимого ведуна и сосредоточился на жертвах в коридоре. Там что-то мычало, шипело, тявкало. Трубили рога и звенело железо.
— Нет, не драка, — понял Середин. — Морок такой. Видать, для купцов старается…
В принципе, можно было попытаться выйти и развеять сотворенное нежитью наваждение. Но Олег как бывалый путник отлично знал, что вместо благодарности легко можно схлопотать оглоблей по голове — кто там в панике разбирать станет, друг ты или враг? А еще того хуже — ведуна же в колдовстве купцы наверняка и обвинят. И поди докажи чего незнакомым людям. Тем более что баечник жертв своих только пугает. Кусить, как рохля, или порвать, как криксы, не способен. Убегут торговые гости на улицу, тем для них беда и кончится.
* * *
Утром Олег проснулся рано — легкий с вечера, к утру хмель оказался тяжелым, будто кузнечный молот. Голова гудела, каждый удар пульса отдавался в висках, во рту пересохло, как в пустыне Гоби.
Голова гудела, каждый удар пульса отдавался в висках, во рту пересохло, как в пустыне Гоби.
— Кто бы мог подумать, — удивился Середин, поднимаясь с постели. — А по виду в меде одна вода…
Он натянул штаны и рубаху, опоясался саблей — никогда не знаешь, когда клинок понадобится, — спустился по лестнице. В трапезной еще было пусто — только трое лысых мужчин уже подкрепляли свои силы жиденьким супчиком с длинными полупрозрачными полосками капусты.