Я кивнул.
Я знал. Чужой кровью, чем же еще? Может быть, всех присутствующих в зале.
Я знал. Чужой кровью, чем же еще? Может быть, всех присутствующих в зале. С помощью способностей Счастливчика это будет нетрудно. Все равно что перерезать цыплят.
— В самом деле, знаешь? — заинтересовался Счастливчик. — И готов?
— В самом деле, — подтвердил я.
Симбиота должно было хватить всего на несколько секунд. Но мне этого было достаточно. Я, резко шагнув вперед, ударил тианца двумя сложенными вместе пальцами в основание шеи, так, как когда-то меня научили.
Так было нужно, и я это сделал. А если уж предстоит драка, то зачем тянуть время, тратить его на бесполезные разговоры? В том же, что разговаривать со Счастливчиком бесполезно, я убедился. И еще… Он не передумает. А раз так…
Я ударил Счастливчика, почти не надеясь на удачу, ударил от отчаяния, поскольку у меня уже не было сил представлять, как очередь из игломета прошивает Айбигель; желая лишь того, чтобы все побыстрее началось и, соответственно, побыстрее кончилось.
И попал. Мой удар достиг цели. А потом Счастливчик, издав странный стонущий звук, резко согнулся и стал падать на пол главного зала банка назарунцев.
23
Дагай Каач, глава совета мыслящих инопланетного района, важно разгладил длинные зеленые усы и сказал:
— А еще у нас есть ходатайство, касающееся амнистии Беску Маршевичу который в данный момент исполняет на нашей планете обязанности центуриона.
Гиперинспектор не менее солидно кивнул, взял бумажку и, внимательно ее изучив, изрек:
— Ходатайство было подано вовремя.
— Значит, можно надеяться на благоприятное решение? — поинтересовался назарунец.
— Ну-у-у… — протянул Еля Варето.
— Насколько я знаю, решение таких вопросов входит в компетенцию гиперинспектора, — вкрадчиво промолвил назарунец.
Варето откашлялся и бросил задумчивый взгляд в ту сторону, где стоял стул, на котором сидел Счастливчик Роудс. Руки у него были скованы наручниками, а по бокам стула, на котором он сидел, стояло два охранника. Вид у Счастливчика был унылый и очень покорный. А ведь всего лишь час назад он орал как резаный, что вот сейчас всем устроит такое, такое…
— Мы ждем вашего решения, в голосе назарунца были бездна смирения и океан терпения.
Мне захотелось прямо сейчас сказать гиперинспектору все, что я о нем думаю. А тот, видимо что-то уловив, посмотрел на меня и скривил рот, как будто попробовал кислую брускатику с планеты Невинных удовольствий.
Мы ждали. Гиперинспектор думал.
Наконец, когда пауза и в самом деле стала невыносимой, Варето сказал:
— Ладно, не стоит тянуть время. И конечно, я об этом еще пожалею…
Мы молчали.
Варето вздохнул, пристроил ходатайство на спину, услужливо предоставленную ему одним из охранников, и, подписав, подал его мне.
Я сунул бумажку в карман и подумал, что пора уходить. Более мне тут делать было нечего, а там, в резиденции, наверняка изнывал от любопытства Мараск. Между прочим, у меня к нему тоже было несколько довольно интересных вопросов.
И все-таки… свобода. Отныне я могу полететь, куда захочу, не опасаясь, что за моей спиной возникнет парочка федеральных агентов и попытается меня арестовать. А еще я теперь, когда это понадобится, мог пройти сканирование памяти, поскольку все мои прошлые художества уже не имели никакого значения.
— Ну, мне пора, — сказал я. — Думаю, здесь обойдутся и без меня.
— Думаю, здесь обойдутся и без меня.
Гиперинспектор пожал мне руку, назарунец высказался в том смысле, что с меня причитается, но мы еще встретимся, а сейчас ему необходимо кое-чем заняться. До большого аукциона осталось всего полчаса.
Мне кажется, он тоже прикидывал, как бы ему половчее сделать ноги.
Уже уходя, я еще раз оглянулся и посмотрел на гиперинспектора. А тот как раз в этот момент посмотрел на Счастливчика, и на секунду у него на лице, пробившись через привычную маску крутого парня, проявилось такое выражение, словно бы он смотрит на нечто, чего в природе существовать не может.
Я понял, что он до сих пор так и не верит в поимку Роудса. Не верит, и все, поскольку слишком много затратил на это сил в прошлом и слишком часто оказывался у разбитого корыта. И тогда я простил ему многое, очень многое, но все равно разговаривать мне с ним не хотелось. И все еще оставалось небольшое, совсем крошечное желание подкрасться к нему сзади и ударить по голове чем-нибудь тяжелым. Не очень сильно, но чтобы он запомнил, чем заканчиваются фокусы со мной.
Фокусы!
Направляясь к своей хибаре, я никак не мог отделаться от ощущения, что все происшедшее было не более, чем хитрым фокусом, устроенным… Кем он мог быть устроен, кроме гиперинспектора? И вообще-то, понять его было можно, учитывая, как долго он гонялся за Счастливчиком. В некотором смысле операция на Бриллиантовой была его последним шансом, последней надеждой… Но зачем он в эту кашу потащил Айбигель? Какое он имел право рисковать ее жизнью? Ах да, без нее я мог заартачиться и попытаться смыться, вместо того чтобы бросаться на врага, подобно льву.
Вот за это самое его и надо…
Какой-то абориген-отщепенец привязался ко мне, выпрашивая монетку, и, конечно, ее почти сразу же получил.