— Понятно, — сказал я — Значит, у вас законность базируется на том, что любой родитель желает своим отпрыскам только добра?
— Вот именно.
— А что, если преступник не пожелает иметь детей? В таком случае он уйдет от наказания.
— Нет, — снова взмахнул псеводоконечностями владелец гостиницы. — Так не получится. Если кто-то вовремя не отделит от себя детей, то его масса слишком увеличится. А потом — еще и еще. Рано или поздно это вызовет подозрения. У вас, гуманоидов, говорят «подозрительное существо», у нас — «слишком большое». Понимаешь?
— Хорошая система, — сказал я. — Наверное, у вас на планете почти нет преступлений?
— Почему? Есть. Так же как и на многих других. Ничуть не меньше.
Я хотел было спросить, почему такое происходит, но передумал. Собственно, сейчас от меня требовалось не удовлетворять собственное праздное любопытство, а определить, как и почему умер человек, тело которого в данный момент лежало от меня в нескольких шагах.
Таким образом…
— Кстати, расскажи мне о двери в номер, — приказал я.
Таким образом…
— Кстати, расскажи мне о двери в номер, — приказал я. — Она была заперта изнутри?
— Да, я уже говорил об этом.
— Я помню. И ключ был в замке, не давая открыть дверь?
— Да, именно так.
— И все-таки, не было ли возможности закрыть дверь таким образом, чтобы создать видимость…
— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Нет, этого нельзя сделать, не оставив на двери следов. Заверяю тебя, прежде чем приказать взломать дверь, я ее внимательно осмотрел.
— И никаких следов?
— Никаких.
— Понятно, — сказал я.
Ну вот, классический вариант с запертой комнатой. Никто не входил, никто не выходил, а в комнате — труп. Либо федеральный агент и в самом деле совершил самоубийство, либо в комнату все же можно было войти, не взламывая дверь. Каким образом? Да самым простым. Откуда я знаю, что на двери этого номера не было следов взлома? Только со слов хозяина гостиницы. Сам-то я этого не видел. И если представить, что хозяин гостиницы является сообщником убийцы, а то и самим убийцей…
Я покачал головой.
А смысл, а причины? Какой смысл этой гигантской сухопутной медузе убивать своего постояльца? Да еше и федерального агента? Нет, я тороплюсь с выводами. Не лучше ли еще раз осмотреть место происшествия?
Последняя мысль возникла у меня не случайно. Было у меня ощущение, что я еще что-то не увидел, возможно, не связал воедино какие-то факты. И почему-то каким-то боком сюда был пристегнут этот упавший стул. Может, он задевал меня тем, что никак не вязался с образом Александра Хозда, который я нарисовал себе на основе осмотра остальных его вещей?
Судя по всему, федеральный агент был аскетом и педантом. Вещей у него оказалось немного, и все они были разложены в строгом порядке. Каждая находилась на своем месте.
Мебель в комнатах…
Ах да, стул…
Хм… стул?..
— После того как взломали дверь, — спросил я, — ты ничего не трогал в номере?
— Нет, — ответил Улсан-второй с четвертью.
— И вот этот стул?
— Да, он лежал на полу. Я обратил на него внимание, поскольку это был непорядок. Я вижу непорядок и его не люблю.
Я кивнул.
Понятно, значит, стул все-таки уронил самоубийца. И, несмотря на весь свой педантизм, так и оставил лежать. А должен был поставить на ножки. Почему? Может, потому, что уронил его буквально за несколько секунд до смерти? И, в общем-то, это даже допустимо. Как каждый, собирающийся подвести последний баланс, он был прилично не в себе. Но все-таки… К чему такая спешка?
Я попытался представить, как Александр Хозда натыкается на стул и, даже не удосужившись его поднять, выходит в центр комнаты для того, чтобы садануть себе в грудь из скримера…
Нет, так не бывает, не верю. Такие педанты, каким являлся федеральный агент, ставят на место опрокинутый стул просто автоматически, не задумываясь. Это потребность их натуры, многолетняя привычка к порядку.
Я крякнул и потер лоб.
Что-то я упускаю, что-то ускользает от моего внимания. Что именно, вот вопрос?
Итак, начнем сначала. У меня пока нет никаких фактов, но мне почему-то не верится, что самоубийца мог не поднять опрокинутый им же стул. Что это означает? Да ничего. Или — почти ничего. Мелочь, на которую не стоит обращать внимания, ничуть не влияющая на картину самоубийства.
Или — почти ничего. Мелочь, на которую не стоит обращать внимания, ничуть не влияющая на картину самоубийства.
Впрочем, почему это она на нее не влияет? Если подумать, то опрокинутый стул никак не складывается с образом мыслящего, решившегося покончить счеты с жизнью, медленно, почти спокойно вышедшего на середину комнаты, словно актер, готовящийся произнести коронный монолог разыгрываемой им драмы… Нет, с этой картиной упавший стул никак не гармонирует. Вот если предположить, что самоубийца вдруг резко, по дороге опрокинув стул, прыгнул на середину комнаты, выхватил скример и направил его ствол себе в грудь…
Стоп!
Я с воодушевлением щелкнул пальцами.
А ведь что-то в этом есть! При такой трактовке самоубийства упавший и не поднятый стул вполне объясним. Вот только общая картина становится совершенно абсурдной. К чему такая спешка? Она может быть объяснима только в том случае, если Александру Хозда могли помешать совершить задуманное. Однако этого не было? Кто и каким образом мог ему помешать?