Спустившись по
двум плоским каменным ступеням тротуара, он, не мешкая, обратился к
намеченной им жертве своих будущих благодеяний. Начал он, как водится, с
приветствия — просто чтобы нащупать почву.
Джеймс Тэрнер, зажав в одной руке «Sartor Resartus» (1), а в другой
«Безумный брак», холодно поглядел на незнакомца.
— Проваливай, — сказал он. — Я не покупаю пиджачных вешалок и земельных
участков в городе Хэнкипу, штат Нью-Джерси. Беги, старичок, поиграй со своим
плюшевым медведем.
— Молодой человек, — сказал калиф, пропустив мимо ушей дерзкий ответ
чистильщика шляп. — Я замечаю в вас склонность к кабинетным занятиям.
Ученость — превосходная штука Мне самому не пришлось ее набраться, — я родом
с Запада, там у нас одни голые факты, — но в других я образованность ценю. И
хоть не очень то я разбираюсь в поэзии и разных там иносказаниях, на которые
вы тут нацелились, но мне нравится, когда кто-то думает, что он в состоянии
понять, что все это значит. Короче, я хочу сделать вам предложение. Я стою
сейчас около сорока миллионов долларов и с каждым днем становлюсь богаче. Я
сколотил эту кучу денег на Серебристом Мыле Тетушки Пэтти. Это мое
собственное изобретение. Три года пробовал так и этак, а потом взял как раз
хорошую пропорцию хлористого натрия, каустика и поташа, сварил и получил то,
что надо. На этом мыле я набрал миллионов девять, а остальное добрал на
видах на урожай. Вы, я вижу, тяготеете к литературе и наукам. Так вот
слушайте, что я надумал. Я оплачу ваше обучение в каком-нибудь самом
первоклассном колледже. Потом вы поедете шататься по Европе и картинным
галереям, и это я тоже оплачу. После чего я дам вам в руки какое- нибудь
доходное дело. Не обязательно варить мыло, если вам это не по душе. Ваш
костюм и эти махры, заменяющие галстук, говорят о том, что вы порядком
нуждаетесь и не в ваших возможностях отклонить такое предложение. Итак,
когда мы начнем?
Чистильщик шляп посмотрел на старого Тома, и тот увидел взгляд Большого
Города: холодное и обоснованное подозрение читалось в этом взгляде, вызов,
самозащита, любопытство, приговор (еще не окончательный, но суровый),
цинизм, издевка и — как ни странно — детская тоска по теплому участию,
которую нужно скрывать, когда живешь среди «чужих банд». Ибо в Новом
Багдаде, чтобы спасти свою шкуру, нужно остерегайся каждого, кто находится
на соседней скамейке, рядом за стойкой, в комнате за стеной, в доме
напротив, на ближайшем перекрестке или вон в том кэбе, — словом, всех, кто
сидит, пьет, спит, живет, гуляет или проезжает мимо.
— Послушайте, приятель, — сказал Джеймс Тэрнер, — вы по какой части
работаете, что-то я не пойму? Шнурки для ботинок? Мне не нужен этот товар.
Ну-ка берите ноги в руки да катитесь отсюда, пока целы. Если вам надо сбыть
партию автоматических ручек или очки в золотой оправе, которые вы подобрали
на улице, или, может, пачку сертификатов — так не на того напали.
Ну-ка берите ноги в руки да катитесь отсюда, пока целы. Если вам надо сбыть
партию автоматических ручек или очки в золотой оправе, которые вы подобрали
на улице, или, может, пачку сертификатов — так не на того напали. Разве я,
по-вашему, похож на человека, который сбежал из сумасшедшего дома по
воображаемой пожарной лестнице? С чего это вас так разобрало?
— Сын мой, — произнес калиф на самых гарунальрашидских нотах, — у меня,
как я уже сказал, сорок миллионов долларов. Мне не интересно тащить их с
собой в могилу. Мне хочется сделать какое-нибудь доброе дело. Я видел, как
вы рылись в этих литературных писаниях, и решил вас поддержать. Я
пожертвовал миссионерским обществам два миллиона долларов, а что я от этого
имею? Расписку секретаря. Вы, молодой человек, как раз то, что мне надо. Я
хочу заняться вами и поглядеть, что можно из вас сделать с помощью денег.
Кларк Рэссел в тот вечер что-то не попадался, и ноги Джеймса Тэрнера
горели, как в огне, а от этого, прямо скажем, не подобреешь. Джеймс Тэрнер
был простым чистильщиком шляп, но независимостью характера мог поспорить с
любым калифом.
— Ну ты, старый пройдоха, — сказал он в сердцах, — топай отсюда! Я не
знаю, чего ты добиваешься — разменять свою фальшивую кредитку в сорок
миллионов? Так я не ношу с собой таких денег. А вот короткий левый в правую
скулу у меня всегда при себе, и ты его заработаешь в два счета, если не
разведешь пары.
— Ах ты, нахальный, паршивый уличный щенок! — сказал калиф.
Джеймс Тэрнер отвесил свой короткий левый. Старина Том ухватил его за
шиворот и трижды лягнул в зад, чистильщик шляп извернулся и вошел в клинч;
два лотка опрокинулись, и книги разлетелись по мостовой. Появился фараон и
поволок обоих в участок.
— Драка и бесчинство, — доложил он сержанту полиции.
— На поруки — залог триста долларов, — мгновенно изрек сержант в
утвердительно- вопросительной форме.
— Шестьдесят три цента, — сердито фыркнул Джеймс Тэрнер.
Калиф порылся в карманах и наскреб доллара на четыре бумажек и мелочи.
— Я стою, — сказал он, — сорок миллионов долларов, но…
— Запри их обоих, — распорядился сержант.
В камере Джеймс Тэрнер прилег на койку и задумался.
«Может, у него и вправду столько денег, а может, и врет. Да все одно —
есть ли они у него, нет ли, — чего он сует свои нос в чужие дела? Когда
человек знает, что ему нужно, и умеет своего добиться, так чем,
спрашивается, это хуже сорока миллионов?»
Тут Джеймса Тэрнера осенила счастливая мысль, и лицо его просветлело.
Он разулся, пододвинул койку поближе к двери, растянулся со всем
комфортом и прижал ноющие ступни к холодным железным прутьям решетки. Что-то
твердое впилось ему в лопатку, причиняя неудобство. Он сунул руку под одеяло
и вытащил оттуда роман Кларка Рессела «Возлюбленная моряка» в бумажной
обложке.