— Вы… — тихо пискнула гостья и тут же испуганно замолкла.
— Да? — с готовностью остановился правитель.
— Вы, — еле слышно продолжила она. — Вы караете других… А сами…
— Что поделать, — развел руками хозяин замка. — Человек слаб. Вы даже не представляете, госпожа Болева, какое огромное наслаждение умеют доставлять некоторые женщины. За эти минуты любой человек согласится гореть в аду целую вечность. Хотя… Я надеюсь, что Господь зачтет мне старания по истреблению греха на земле нашей, множество спасенных из объятий Диавола душ и не станет карать меня столь уж строго.
Он пошел к выходу, жестом подозвав к себе помощника палача и тихо приказал:
— Курт, я обещал алхимику, что если он вызовет сюда эту женщину, то получит вкусный обед и смерть. Я никогда не нарушаю своих обещаний, а потому он должен вкусно поесть и сладко попить, сколько только сможет или пожелает, и умереть. Правда, я не говорил ему, какой станет эта смерть, а потому постарайся, чтобы наша гостья очень сильно не захотела оказаться на его месте.
— Как прикажете, господин епископ, — поклонился кат.
Ступни епископа бесшумно коснулись каменных ступеней, и вскоре он оказался в зале.
— Кто это был? — спросила Инга, стоило правителю показаться из дверей.
— Так, одна злостная грешница, — пожал он плечами.
— Зачем она тебе нужна? Что ты хочешь с ней делать?
Певица успела одеться, а потому вопрошала с гневом, выпрямившись во весь рост, не чувствуя свойственной всякой наготе незащищенности.
— Да ты, никак, ревнуешь? — приподнял брови правитель. — А не ты ли называла себя моей рабой и соглашалась быть тем, кого я пожелаю, и принимать любые мои пожелания, как счастье?
Дерптский епископ подошел к столу и уселся в кресло.
— В данный момент я хочу поесть. Уж очень аппетитно выглядел накрытый внизу стол. Ты что-нибудь имеешь против?
— Нет, мой господин, — после долгого мучительного колебания признала поражение певица и села в кресло с другой стороны стола.
— Отлично. Тем более, что мы уже очень давно не пробовали жаренных куропаток и красного вина.
Вышколенных за годы службы слуг в замке, стараниями русских налетчиков, почти не осталось, но и вновь набранные выполнили пожелание правителя довольно быстро. Дерптский епископ не спеша обсасывал косточки маленьких птичек, запивал их мелкими глотками вина и прислушивался к происходящему в подвале.
Он пытался представить себе, какие танталовы муки испытывает сейчас сбежавшая от мужа гостья, какие эмоции, какие переживания, какой ужас роятся в ее душе, и на губах его невольно возникала легкая улыбка.
Он пытался представить себе, какие танталовы муки испытывает сейчас сбежавшая от мужа гостья, какие эмоции, какие переживания, какой ужас роятся в ее душе, и на губах его невольно возникала легкая улыбка. Он настолько погрузился в сопереживания со своей жертвой, что даже забыл про существование певуньи, про свое обычное желание восхищаться ее голосом снова и снова — и Инга, почти не прикасаясь к еде, осушала один кубок за другим.
До чего все-таки интересно играть со смертными в игры, которые они сами придумали, и от участия в которых так и не научились получать истинного удовольствия!
Пожалуй, выиграй сейчас госпожа Болева этот заход, не поддайся на его правила, не сверни в единственные оставленные незамкнутыми ворота — он только порадовался бы вместе с ней и искренне восхитился ее мужеством. И может быть, даже отпустил бы, вознаградив за твердость — потому, что другого удовольствия от нее получить бы не смог, а ломать столь совершенное произведение Создателя, как человеческое тело просто так, без всякого смысла он не мог. Вся его сущность, нацеленная на поиски плоти и обладание ей, наслаждение доступными материальным существам возможностями — хоть на протяжении несколько кратких мигов их существования, все это не позволяло демону калечить и истреблять смертных с той легкостью, с какой они сами осуществляют подобные деяния.
Скрипнула узкая дверца за камином, и в малую залу вошла белая, как январский снег, гостья барона дю Тозона и остановилась, не доходя до стола несколько шагов.
— Вы уж отобедали, госпожа Болева? — удивился хозяин замка. — Значит, никаких дел в этом мире у вас больше нет?
— Я… — хрипло начала она, запнулась, сглотнула и попыталась еще раз: — Я могу… Я могу доставить очень большое наслаждение…
— Вот как? — не поверил господин епископ. — Интересно, каким образом?
— Лю… — она опять запнулась. — Любым…
— Вот как! — Инга с громким стуком поставила кубок на стол. — Ты решил завести себе новую подружку?!
— Еще не знаю, — пожал плечами правитель. — Ведь таких прекрасных девушек, как ты, в мире больше не существует. Ты красива от пальцев ног и до кончиков волос, у тебя сказочный голос и горячее сердце, ты ласкова, как теплый весенний ветер и преданна, как моя собственная плоть. А кто такая она? Обычная грешница, которой надлежит гореть в Аду, но которую можно от этого спасти, пусть даже вопреки ее собственному желанию.
Дерптский епископ думал, что белее снега не бывает ничего, но гостья побелела еще сильнее. Инга же зарумянилась, вновь взяла кубок со стола, и правитель понял, что с ее стороны никаких возражений больше не последует. Во всяком случае, в ближайшие минуты. Итак, госпожа Болева не выдержала испытания и проиграла игру в первом же выходе. С одной стороны, священник испытывал разочарование, с другой — он понимал, что наконец-то получил женщину приятную как внешне, так и готовую выложиться целиком и полностью во имя его наслаждения. Будет интересно сравнить ее с певуньей. Вот только сделать это нужно так, чтобы сама Инга не испытала обиды или уколов ревности — терять ее саму или даже ее любовь или преданность хозяину замка никак не хотелось.