Всю обратную дорогу до Скел-Моргоса принц проскакал во главе кавалькады всадников, но на этот раз не порадовал своих спутников ни одной из своих излюбленных жестоких шуток, от которых страдали и крестьяне, особенно женщины, и люди более высокого положения. Неудовлетворенная страсть ядом жгла тело и душу Морта, что, впрочем, не мешало его холодному и цепкому уму искать способ избавиться от наваждения.
Неудовлетворенная страсть ядом жгла тело и душу Морта, что, впрочем, не мешало его холодному и цепкому уму искать способ избавиться от наваждения. До сих пор все попытки оказывались тщетными. Он носил в себе семя проклятия, посеянное давным-давно, еще когда он был зародышем в материнской утробе. А тех, кто это сделал, уже не существовало — оборотни-чернокнижники были превращены в пыль Небесным Драконом до его рождения. Если в неведении заключалась слабость, то и Морт имел слабое место…
Проще всего использовать кинжал или яд. Королева могла умереть от его руки или от руки подосланного им наемного убийцы. Однако принц прекрасно понимал, что в обоих случаях Гедалл с радостью воспользуется первой же возможностью отправить его на виселицу. Магия — вот в чем Морт видел выход. Но магия, способная свести человека в могилу так, чтобы не вызвать ни малейших подозрений в причастности к этому кого-либо из ближних, была ему недоступна.
Несколько лет назад скончался последний из учителей, пытавшихся обучать принца началам колдовства. Морт недалеко продвинулся в своих занятиях, и причиной тому была не лень ученика или недостаток желания. Казалось, враждебно настроенные духи соткали завесу, сквозь которую не проникали заклинания Морта, а принесенные им кровавые жертвы были отвергнуты.
Сам учитель незадолго до своей смерти стал слышать барабанный бой, лишивший его сна. Ничто не могло заглушить постоянно грохотавших в его голове нездешних барабанов, по каплям забиравших человеческую жизнь. Вскоре несчастный был найден мертвым безо всяких следов насилия на теле. Дворцовый лекарь объявил, что учитель умер от обыкновенной бессонницы, вызвавшей воспаление мозга.
Именно тогда Морт ощутил действие неумолимого закона из сферы магического: каждая загадочная смерть, постигшая кого-нибудь из его окружения, могла бы послужить ключом к иным тайнам. А поскольку он уцелел, то осознал свою исключительность.
Последний раз он испытал нечто подобное, когда был еще ребенком, во время странного полусна, в котором он заколол стилетом спящего мужчину, а потом бежал к матери через заснеженный лес.
Тогда им руководила сила, не имевшая ничего общего с его подлинными желаниями — для этого они были слишком наивны и просты. Теперь воспоминания детства поблекли и почти стерлись; Морт и в нежном возрасте был слишком замкнут, чтобы делиться ими с матерью, а тем более с Гедаллом. Поэтому он привык думать о самом себе как о человеке с отравленной кровью, обреченном нести по жизни груз неведомой вины. Прошлое было скрыто в недоступной его памяти темной норе. За неимением другой судьбы, он полностью принял эту. Но даже в проклятой судьбе были свои преимущества: сила зла, не требовавшая оправданий, отсутствие сомнений и необходимости выбирать, а также, возможно, оплаченные чужими смертями победы и власть. После краткого земного существования он навеки исчезнет в океане хаоса — в это Морт верил твердо. Значит, ничто не имело особого значения. Ничто, кроме его желаний и путей к их удовлетворению…
Он въехал в Скел-Моргос в сопровождении своей свиты, когда над городом уже сгущались сумерки. После разорения и опустошений, которым подверглась страна во время правления Сферга, столица Морморы медленно, но заметно возрождалась. Снова оживились торговля и светская жизнь, восстанавливались разрушенные дома и храмы, в город возвращались купцы и ремесленники. Было много переселенцев из западных провинций Круах-Ан-Сиура и с бедного юга Алькобы. Ужасы забывались; смерть особенно быстро стиралась из человеческой памяти под звон новых чеканных монет с профилем Тенес. Все это способствовало и дальнейшему обогащению Гедалла, никогда не забывавшего о собственных интересах.
На улицах мало кто узнавал принца и приветствовал его, но ему было неведомо дешевое тщеславие. Морт остался равнодушен и к упадочной красоте королевского дворца, вид на который открылся с главной городской площади. Сейчас, окрашенный закатом в розовые тона, дворец выглядел как последний оплот старых добрых времен, обитель гармонии из забытой легенды, — однако только выглядел так, потому что принц отлично знал, что творилось за его стенами.
Сейчас, окрашенный закатом в розовые тона, дворец выглядел как последний оплот старых добрых времен, обитель гармонии из забытой легенды, — однако только выглядел так, потому что принц отлично знал, что творилось за его стенами.
Зеркальная гладь воды в огромных бассейнах, расположенных на многочисленных террасах, отражала загадочные глубины темнеющих небес. В этих же глубинах находило отклик и то жуткое, что таилось в сердце принца — сосуде, наполненном земмурским ядом, которым пока был отравлен только он сам. Фонтаны, служившие когда-то украшением ландшафта, теперь были мертвы. Кое-где еще сохранились оборонительные сооружения, возведенные солдатами узурпатора. Некоторые ловушки до сих пор представляли собой смертельную опасность. Поэтому на подступах ко дворцу хватало непреодолимых препятствий. Нынешние его хозяева пользовались несколькими подъездными аллеями, очищенными от магических сторожей. Со всем прочим должны были управиться в конце концов время и человеческая глупость.