Он сунул пальцы себе в рот и прикоснулся к отрастающему языку. На месте выбитых и вырванных зубов появились новые — они ровными рядами прорезались из кровоточащих десен, и это причиняло лишь едва заметную боль.
И, наконец, он обнаружил на голове отрастающие волосы, а на порванном ухе остались только едва заметные рубцы.
Люгер испытал прилив невесть откуда взявшихся сил — ведь за последние двое суток у него во рту не было и крошки. Еще совсем недавно охваченный глубочайшим отчаянием, теперь он снова жаждал мести. Однако прежде следовало убедиться, что он не сделался рабом мокши и не оказался в самом безнадежном заточении — внутри обновленного, но уже чужого тела.
И в любом случае ему приходилось опасаться того, что люди Блуденса заметят неправдоподобное исцеление полумертвого калеки раньше, чем он будет готов драться за свою жизнь и отдать ее подороже, а тогда все усилия мокши окажутся тщетными. Побег из подземелья по-прежнему представлялся крайне трудным, почти неосуществимым делом.
В тревожном ожидании Люгер прислушивался к хрусту суставов и костей, который раздавался в течение нестерпимо медленно тянувшихся часов, пока его преображение не завершилось полностью. У него не было возможности узнать, насколько хорошо видит новый глаз и видит ли вообще. Он довольствовался теми блеклыми бесцветными сумерками, в которые был погружен мокши на протяжении своей невообразимо долгой жизни…
По мере того как конечности отрастали и обретали подвижность, силы Стервятника стремительно таяли. За ночь он успел изведать усталость, опустошенность, истощение, а в конце концов наступило изнеможение; из-за недостатка крови он стал бледен, будто мертвец. Но затем мокши открыл для него неведомый источник.
С некоторого момента Люгер уже не был уверен в том, что бодрствует, равно как и в том, что спит. Отчетливее всего он запомнил одно из своих видений: продолжением его головы была прозрачная труба, которая пронизывала своды подземелья и купол небес; на другом ее конце сияли звезды…
* * *
Но вот вернулись и силы, и достаточная ясность сознания. Первым делом Люгер подумал, что, сам того не желая, проник в тайну бессмертия мокши. В их власти было сделать почти неуязвимыми и захваченные ими бренные тела…
Он медленно двинулся вдоль выложенных в ряд пыточных орудий, на многих из которых осталась его кровь. Он выбирал себе оружие. И без труда нашел то, что искал, — нож с длинным заостренным клинком.
Люгер нанес несколько ударов воображаемому противнику, убеждаясь в том, что обе руки слушаются его одинаково хорошо. Даже в царившей здесь полной темноте он чувствовал себя довольно уверенно. Он поневоле запомнил на всю жизнь очертания камеры, каждый выступ на пыточном столе, к которому его привязывали, каждую зазубрину на орудиях страшного ремесла и каждую из улыбок своего мучителя. Теперь он жаждал его смерти, испытывая нечестивое истинное наслаждение от предвкушения убийства, и мечтал лишь об одном — выпустить кишки человеку, заставившему его выть от отчаяния…
Потом он снова лег, сдерживая дрожь возбуждения. Конечно, скрыть то, что он снова цел и, значит, опасен, было невозможно, но Стервятник рассчитывал напасть внезапно.
Он лежал на грязном полу мрачного застенка, воздух в котором был пропитан запахами крови и горелого мяса. Он поджидал первого, кто отворит дверь. И поскольку Люгер хотел прожить подольше, он молился, чтобы этим человеком оказался пыточных дел мастер.
Глава двадцатая
РАЗДЕЛЕНИЕ
Наконец за дверью раздались шаги, а потом и скрежет ключа, проворачиваемого в замке. Люгер сжался в тугой комок. Дверь начала открываться. Трепетные отсветы заплясали на стенах — Стервятник видел это ОБОИМИ глазами из-под полуопущенных век. Тот, кто входил в камеру с горящей свечой, на свою беду был один.
Люгер напал не сразу. Некоторое время он притворялся мертвым. Человек Блуденса, которому было предназначено стать первой жертвой, медленно приближался. Он наверняка не видел ножа, однако мог заметить, что узник обладает явным избытком конечностей. Не дожидаясь, пока тюремщик опомнится и поднимет тревогу, Люгер вскочил на ноги и оказался лицом к лицу с пытавшим его уродцем.
За какое-нибудь мгновение он успел увидеть растерянность и ужас в зрачках этого мерзавца. Палач же действительно был поражен и уничтожен, когда перед ним предстал тот, кого он имел все основания считать мертвецом. Голый Стервятник, освещенный неверным пламенем свечи, с ножом в руке и хищным оскалом на лице выглядел как демон мщения, явившийся из потусторонней бездны.
Голый Стервятник, освещенный неверным пламенем свечи, с ножом в руке и хищным оскалом на лице выглядел как демон мщения, явившийся из потусторонней бездны. От него и пахло смертью. В его серо-стальных, глубоко посаженных глазах читалось нечто более страшное, чем ненависть…
Даже существам, давно потерянным для мира, ведомы потрясения, пробуждающие в них остатки человеческого. В груди уродца едва не разорвалось его черное сердце, когда он встретился взглядом со своей недавней жертвой. У него отвалилась челюсть, а трясущиеся губы выдали сильнейший испуг. Однако это не помешало негодяю бросить свечу в лицо Стервятнику, после чего он рванулся к выходу из камеры.