Но мой внук продолжал пялиться в книгу.
— Итиро!
Вдруг, бросив книгу на стол, он вскочил и опрометью выбежал из столовой.
Я усмехнулся.
— Ну вот, — сказал я Норико. — Теперь мальчик из?за тебя расстроился. Нечего было все портить!
— Но, папа! Это же просто смешно! Мы давным?давно договорились с госпожой Ватанабэ. Кроме того, по?моему, Итиро совершенно не нужно смотреть этот фильм. Да он ему и не понравится, я думаю. Верно, Сэцуко?
Моя старшая дочь смущенно улыбнулась.
— Но все равно со стороны папы было так мило… — тихо сказала она. — Может быть, послезавтра?
Я вздохнул, покачал головой и снова взялся за газету. Впрочем, вскоре я понял, что ни одна из женщин и не думает сходить за мальчиком и вернуть его в столовую. Пришлось самому подняться и пойти в музыкальную комнату.
Итиро не сумел дотянуться до выключателя на стене и включил лишь небольшой светильник, стоявший на пианино. Мой внук сидел на круглой вертящейся табуретке, положив одну щеку на закрытую крышку инструмента, и эта щека, слегка расплющенная о темное дерево, прямо?таки источала неудовольствие.
— Ты извини, Итиро, что так получилось, — сказал я ему. — Не расстраивайся. Послезавтра мы с тобой непременно этот фильм посмотрим.
Итиро никак на мои слова не прореагировал, и я повторил:
— Не расстраивайся, Итиро.
Итиро никак на мои слова не прореагировал, и я повторил:
— Не расстраивайся, Итиро. Ничего страшного не произошло.
Я подошел к окну. Снаружи уже совсем стемнело, и я увидел лишь собственное отражение в темном стекле и полупустую комнату у себя за спиной. Из столовой доносились приглушенные голоса женщин.
— Выше нос, Итиро, — сказал я внуку. — Не стоит огорчаться. Послезавтра мы обязательно пойдем в кино, обещаю.
Я повернулся к нему и увидел, что он сидит в прежней позе, щекой на крышке фортепиано, но пальцы его бегают по крышке, словно он играет гаммы.
Я усмехнулся.
— Значит, так, Итиро: послезавтра мы с тобой идем в кино, и точка. Нельзя же, в конце концов, позволить этим женщинам нами командовать, верно? — Я снова усмехнулся. — А знаешь, что я думаю? Они просто побоялись идти! Тебе так не кажется?
Но Итиро, словно не слыша меня, продолжал барабанить пальцами по крышке пианино, и я решил, что лучше оставить его в покое.
Улыбнувшись, я тихонько вышел из комнаты и вернулся в столовую. Дочери мои сидели молча — каждая, уткнувшись в свой журнал. Я тоже сел и тяжко вздохнул, но ни та ни другая никак на мой вздох не отреагировали. Я снял одни очки, надел другие, для чтения, и хотел уже снова углубиться в газету, когда Норико тихо предложила:
— Папа, может быть, нам выпить чая?
— Спасибо, Норико, но мне сейчас что?то не хочется.
— А тебе, Сэцуко?
— Спасибо, Норико. Но и я, пожалуй, тоже не хочу.
Какое?то время мы продолжали читать в полной тишине, затем Сэцуко спросила:
— Папа, а ты пойдешь с нами завтра? Тогда у нас все?таки получился бы семейный выход.
— Я бы с удовольствием пошел, но у меня завтра есть кое?какие неотложные дела.
— Что ты хочешь этим сказать? — тут же встряла в наш разговор Норико. — Какие еще «неотложные дела»? — И, повернувшись к Сэцуко, прибавила: — Ты папу не слушай. Никаких «неотложных дел» у него нет. Ему теперь вообще нечего делать. И он будет просто бродить весь день по дому и хандрить — в своей обычной теперешней манере.
— Мне было бы очень приятно, папа, если бы и ты пошел с нами, — повторила Сэцуко.
— Мне очень жаль, — сказал я, глядя в газету, — но я, увы, не смогу. На завтра у меня есть кое?какие дела.
— Значит, ты намерен остаться дома в полном одиночестве? — уточнила Норико.
— Ну, если вы все уходите, то мне ничего другого, похоже, не остается.
Сэцуко вежливо кашлянула и сказала:
— Может быть, тогда мне тоже лучше дома остаться? Мы с папой даже еще и поговорить?то наедине толком не могли.
Норико через стол в упор уставилась на сестру:
— Тебе?то ни к чему отказываться от визита к госпоже Ватанабэ. В кои?то веки ты к нам приехала, так неужели ты хочешь все это время дома просидеть?
— Но я действительно с огромным удовольствием осталась бы дома и составила папе компанию! Мне кажется, нам с ним есть о чем поговорить.
— Ну вот, папа, видишь, что ты натворил! — возмутилась Норико и, повернувшись к сестре, прибавила: — Значит, теперь мы с Итиро остались вдвоем?
— Ничего, Норико! Итиро с огромным удовольствием проведет с тобою весь день, — с улыбкой утешила ее Сэцуко. — В данный момент ты, безусловно, его любимица.
Я обрадовался, что Сэцуко тоже хочет остаться дома: у нас с ней действительно практически не было возможности поговорить спокойно, чтобы никто не мешал. А мне, как, естественно, и любому отцу, хотелось побольше узнать о жизни своей замужней дочери, но спрашивать в открытую я не решался.
В тот вечер мне и в голову не приходило, что у Сэцуко имеются какие?то свои причины, чтобы остаться дома и поговорить со мной.
Возможно, это признак надвигающейся старости, что в последнее время я частенько бесцельно брожу по комнатам, и когда Сэцуко — на второй день своего пребывания у нас — раздвинула двери гостиной, то обнаружила, что я стою посреди комнаты, погруженный в глубокую задумчивость.