— Что страшнее смерти, Вале?
— Да у меня, я так думаю, не то, что у вас. Нарастающее отчаяние, чувство одиночества…
Рубен поневоле скроил гримасу: чувство одиночества в кубрике, забитом под потолок…
— …напряжение, недоверие, ненависть. Ожидание смерти. Но быть недо?Шельмой, командир, было хуже всего. Тринадцатого эскадрилья хотела больше, чем меня.
— Я свинья, — вдруг сказал Рубен и даже стукнул кулаком по краю раковины. — Я высокомерная недалекая сволочь. Я принимаю как должное, что есть некоторое количество достаточно могущественных лиц, которые лоб разобьют, чтобы я был жив?здоров?благополучен, и сосредоточился, перекрывая личный счет конкретного Рейнара Гросса. А кого волнует она? Я вообще подумал, где она, что с ней? Нет, я о ней если и вспоминал, так только в смысле, что она может дать! Письмо, удовольствие, понимание… счастье. Я вообще ни о чем не позаботился. О, конечно! Я же исполнял свой долг, большой и важный!
— Она разве не аристо?
— И даже не буржуа. Стюардесса. Случайная, в сущности, встреча, последняя женщина, и…
— Крылатое создание? Почему я не удивлен, командир?
— Если она нашла покровителя, из властных или, как минимум, из имущих, — Рубен хрустнул пальцами, — то ей, считай, повезло устроиться. Могу ли я не думать, что это не я?
— И вы б ее не осудили?
— Осуждать женщин — занятие для женщин. Разговор, в конце концов, упрется в «хочу ли я ей счастья». Хочу. Следовательно…
— Я долго наблюдал, все пытался понять, из чего должен быть слеплен образ, вокруг которого достроено это вот все, — движением рук Вале обозначил «Фреки». — Ну, чтобы вписаться естественным образом во всю эту пласталь, Устав, равнение на знамя, чтобы всякий, глянув, сказал: во, самое оно! Кураж, личный счет, донжуанский список, немного жеребячьего юмора… вы уж извините, милорд… А в целом — единственный человек, кто воскресил мои героические детские бредни!
— Кажется, — признался Рубен, криво усмехнувшись, — я дозрел наделать всех глупостей, насчет которых меня предупреждали. Ох, дайте только наземь ступить, вот тогда рухнет вся эта дурацкая декорация, и пускай все запивает белым светом…
— А уроды согласятся подождать, командир? Не налетят в самый неподходящий, не побоюсь сказать — интимный момент?
Рубен хмыкнул, развеселившись.
— А мы их встретим плазмой в лоб и проводим торпедой в дюзу. Я?то гадаю, ради чего геройствуем, а? Ладно, пойду… приму меры.
.. приму меры.
* * *
Спортзал, где Рубен собирался «принять меры» к своему вышедшему из?под контроля воображению, оказался пуст, но это обстоятельство уже не удивляло. Пилотов изматывали рабочие нагрузки, да и число смен сократилось. В связи с этим обстоятельством образовались «мертвые часы», когда там гарантированно не было ни души. А если и попадалась, признаком хорошего тона считалось не обращать особенного внимания на товарища по несчастью.
Проходя мимо, Рубен угрюмо посмотрел на кольца. Протяжная и нежная песнь тела от нагрузки этого рода сделала бы ему только хуже. А вот боксерский мешок, что, скрипя, чуть покачивался на четырех растяжках, привлек и приковал к себе его взгляд. Словно бы невзначай приблизившись, Шельма не моргая следил за его движениями. Глаза резало нещадно. Монотонность движения — туда?сюда! — порожденная, скорее всего, вибрациями работающих двигателей и механизмов авианосца, походила на издевательство. Как тиканье старинных часов. Давно, на один из домашних праздников, посвященных то ли дню его рождения, то ли окончанию какого?то из курсов, мать подарила ему такие — в спальню. Он не мог заснуть, пока их не убрали. Это он?то, способный спать при полной загрузке жилого отсека, в любое время дня и ночи — стоило только приказать! Размеренный однообразный звук, вызывающий чувство напряженного ожидания… чего? Вопрос не для мальчика, что хочет быть пилотом.
Удар, в который Рубен вложил все, пришелся снизу вверх, справа, туда, где у человека была бы челюсть. И левой — «под?дых», пока не очухался. Однако уже первое попадание оказалось роковым: одна из верхних растяжек соскочила с потолочного крюка, мешок закрутило, удар «в живот» вышел… неадекватным, поскольку пришелся на возвратное движение, руку просто отбросило мягкой тяжелой силой. Рубен даже пошатнулся и вынужден был отступить на шаг.
— Гы! — Услыхал он за спиной, и звуки ленивых аплодисментов. — Она дала сдачи!
Досчитал до десяти — исключительно дух перевести! — и обернулся. Медленно. Насторожившись и напрягшись всем нутром.
Рейнар Гросс стоял на пороге. Один — это было первое, что отложилось в сознании. С мокрой головой и полотенцем через плечо. В лучшей традиции подростковых драк комэски сделали несколько шагов по кругу.
— Меня попросили тебя не трогать, — задумчиво сообщил Гросс.
— Какое совпадение: мне то же самое приказали . Особенно… кхм… по голове.
— А ведь другого случая навалять тебе… за все… может ведь и не представиться, как ты думаешь?
Глаза Гросса усмехались, и хотя было непонятно, что У него на уме, и настороженность в целом не отпустила Эстергази, какая?то часть его все же расслабилась.