— Похоже, что мы нашли именно то.
— Я посмотрю, — решительно заявила она.
— Стоит ли? — усомнился я: ход мог обвалиться, мало ли…
Она даже не удостоила меня ответом и решительно спрыгнула.
Я постоял, оглядываясь. Никого не было, только наверху птицы изредка перепархивали с дерева на дерево. «Почему они не выставили охрану? — подумал я. — Или у них тут другая логика? Может, они так уверены в силе запрета?»
Нуш-Анна показалась в подкопе, я помог ей выбраться. Она тоже выглядела несколько разочарованной.
— Я не понимаю… — начала она.
— Все в порядке, — утешил я ее. — Именно то, что тут лежит, и прилетело со старой Земли.
И я величественно ткнул рукой в небеса.
— И на ней действительно прилетели люди? Ты точно знаешь?
— Совершенно точно. Так же, как и то, что именно от этих людей происходите все вы.
(Вот тут я ошибался, но тогда мне это было невдомек.)
— Не пойму только, — добавил я, — почему это скрывают от вас.
— Мы тоже не понимаем. Наверное, есть какая-то причина… А почему ты так уверен?
— Да видишь ли… мы ведь и сами прилетели тем же путем.
— Правда?
— Очень скоро ты в этом убедишься.
— Я верю, верю… Значит, ты — такой человек?
— Какой?
— Ну, от которого — люди?
— Знаешь, — сказал я, — давай сперва уточним терминологию. Я все-таки не понял, что к чему — люди, сосуды… Расскажи мне все по порядку — учитывая, что я не так молод и не так умен, чтобы схватывать на лету.
— Ну, не знаю… — нерешительно начала она.
И тут же умолкла. Потому что крикнула птица. Анна встрепенулась. Я с удивлением следил за ней. Она вытянула губы и тоже попыталась изобразить птичий крик. Будь я птицей, я не поверил бы ей ни на три копейки — до такой степени это было непохоже. Хотя птицы, конечно, бывают такие, но вряд ли хоть одна из них, желая спеть что-то, шипит, тужится и в результате издает что-то вроде писка недоношенного цыпленка. Тем не менее она исполнила этот номер, но ни одна доверчивая птаха не отозвалась ей.
— Показалось, — печально сказала Анна. — Еще рано.
Я взглянул на часы. Очень быстро летело время на этой планете. У нас с Шуваловым был определенный срок, какой мы могли провести здесь, — в случае опоздания на корабле началась бы тревога. Я, откровенно говоря, надеялся, что в конце этого срока, вернувшись в точку посадки, найду там профессора: не верилось, что с ним стряслась беда. Но срок наступит еще через два часа. Значит, столько времени у меня еще было… Я сказал Анне:
— Ты очень красиво свистишь. Разрешаю тебе заниматься этим и в катере. Но если твои ребята не подойдут в ближайшие полчаса, то больше ждать мы не сможем: надо будет лететь.
Я ожидал, что она сразу же спросит «куда». Анна этого не сделала, но сказала:
— Потерпи.
Разрешаю тебе заниматься этим и в катере. Но если твои ребята не подойдут в ближайшие полчаса, то больше ждать мы не сможем: надо будет лететь.
Я ожидал, что она сразу же спросит «куда». Анна этого не сделала, но сказала:
— Потерпи. Они вышли раньше нас, но идут пешком.
Ждать придется час, прикинул я и подумал, что и часа будет маловато, если только они не собираются проделать весь путь бегом; потом оказалось, что я недооценивал их. Час прошел; за это время я еще раз слазил к кораблю, начал было рыться вдоль борта, но решил, что это бесполезно, вылез, уселся и стал глядеть на Анну. Она бродила от дерева к дереву, временами срывала какой-нибудь листок, нюхала его и пробовала на вкус, а я любовался ею, стараясь, чтобы взгляд не был слишком тяжелым. Стоило немного расслабиться — и сразу начинало казаться, что это Земля, двадцатый век, и все очень, очень хорошо.
Но час истек, и я сказал, поднимаясь:
— Анна, а с ними ничего не могло случиться по дороге?
И как будто специально дожидаясь этого, из-за деревьев показались люди. Анна засмеялась и, мельком глянув на меня, пошла, почти побежала им навстречу. Я остался на месте и, глядя на них, попытался составить хотя бы приблизительное представление о людях, на которых мне теперь, вероятно, придется рассчитывать.
Они — пятеро мужчин и три девушки (не считая Анны — ее я как-то уже не причислял к ним) — были хорошо сложены, но не это бросалось в глаза прежде всего, а грациозность. Каждое движение их было красиво; у человека нашего времени оно выглядело бы слишком нарочитым, театральным, а у них получалось естественно, и сразу верилось, что иначе они и не умеют, и не должны. Это мне понравилось. И понравилась их одежда — мы в свое время ходили так на курортах в пору летних отпусков, но у них мне не удалось найти ни одного сочетания цветов, которое можно было бы назвать даже не безвкусным, но хотя бы сомнительным. Мой вкус, конечно, не эталон, но для меня самого он достаточно важен. Так что первое впечатление получилось благоприятным, и на душе у меня стало чуть легче.
* * *
Мы сидели возле катера и закусывали — то ли это был ранний обед, то ли очень поздний завтрак. В ход пошли припасы, взятые с корабля на случай, если мы с Шуваловым проголодаемся. Правда, с корабля нас уходило двое, а сейчас оказалось десять, — но, как ни странно, еды хватило: люди эти оказались умеренными в пище, а может, просто стеснялись. Я тоже поел немного — немного потому, что, чем больше уходило времени, тем сильнее становилось беспокойство. Удерживало меня лишь то, что разговоры, которые начались, когда Анна нас познакомила, стоили затраченных на них минут.