Смерть героя

— А? — переспросил мистер Апджон и выругался.

— Посмотрите-ка на этих обезьяноподобных двуногих, — продолжал Джордж, показывая на мирную влюбленную парочку и подозрительно косящегося на нее полицейского. — Что может быть гнуснее, свирепей, кровожадней, блудливей…

— Видите ли, я хочу сказать, для публики самое главное — то, о чем мы с вами толкуем… Так вот, возьмите в оборот толстяка Шобба, пусть он закажет вам статью обо мне и супрематизме.

— Нам надо бы почаще ходить в зоологический сад смотреть на обезьян. Шимпанзе прыгает с ловкостью политика. Орангутан очень похож на ирландца и курит трубку невозмутимо, как кемдентаунский убийца154. Распаленные краснозадые мандриллы посвятят вас в таинства любви. А мартышки лопочут без умолку — точь-в-точь, как мы! Сколько восторгов из ничего! Обратись к обезьяне, о поэт!

Мистер Апджон коротко рассмеялся, хрипло закашлялся и сплюнул:

— Мысль далеко не новая, но какое отношение она имеет к le mouvement155? Все-таки, я хочу сказать, я мог бы ею воспользоваться…

Бедняга Джордж! Ну и дурак же он был. Никак не мог постичь ту простую истину, что не следует высказывать свои мысли собрату по искусству, а сестре тем более.

Мистер Апджон принялся разглагольствовать о супрематизме и о себе.

Дойдя до Нотинг-Хилл-Гейт, Джордж остановился. Воскресная скука обвила его своими щупальцами, оплела его дух, затягивая в водоворот безнадежности. Зачем идти? Зачем нужна еще одна встреча с едва прикрытой людской враждебностью? Зачем делать себя мишенью для испытующих взглядов и бойких, злых языков? О, если бы окутаться одиночеством, точно саваном, — нет, непроницаемой броней, — и погрузиться в мертвые слова мертвого языка! Обезьяноподобное двуногое! Боги, боги! И Платон еще толкует о Красоте.

— Идемте же! — крикнул мистер Апджон, опередивший его на несколько шагов. — Сюда. Холланд-парк. Старик Шобб ждет не дождется меня среди этого сброда. Я хочу сказать, он понимает, что, кроме него, я — единственный умный человек в Лондоне.

Джордж все еще колебался. Его все глубже засасывала пучина необъяснимого, беспричинного отчаяния. Зачем продолжать? Отроческое влечение к смерти и самоубийству, неотделимое от юношеского жизнелюбия и кипучей энергии, захлестывало его душными волнами. Уйти из жизни в полночный час, без боли…

— Я, пожалуй, не пойду, — крикнул он вдогонку Апджону.

Тот обернулся, быстро подошел и схватил его за руку:

— Да что это с вами? Побывать у Шобба в воскресный вечер — вот лучший способ добиться, чтобы он заказал вам статью.

Тот обернулся, быстро подошел и схватил его за руку:

— Да что это с вами? Побывать у Шобба в воскресный вечер — вот лучший способ добиться, чтобы он заказал вам статью. Идемте. Мы опоздаем.

И не вступил, как у Еврипида, трагический хор,156 повествуя о неизбежном и неотвратимом могуществе Ананке — Рока, коему подвластны даже сами боги. И окруженное сияньем божество не предостерегло его, вещий голос не прозвучал. Борьба предопределения и свободной воли! Да есть ли тут борьба? Движемся ли мы или пребываем в покое, идем направо или налево, колеблемся или очертя голову кидаемся вперед, — судьба неумолимо прядет свою нить. Ананке, Ананке…

Джорджа потянули за рукав, и он нехотя подчинился:

— Ладно, иду.

2

В просторной студии мистера Шобба их оглушил многоголосый гомон, будто подтверждая зоологические рассуждения Джорджа: казалось, все попугаи, сколько их есть в зоопарке, слетелись в обезьянник, чтобы поспорить с его обитателями на богословские темы. В студии мистера Шобба уже стоял дым столбом. Шумная болтовня и оживление объяснялись тем, что на сей раз мистер Шобб устроил не просто очередное сборище с обыкновенным пивом и ветчиной, но задал вечер с шампанским и черной икрой, а это бывало не часто. Джордж и мистер Апджон, скрытые полуотворенной дверью, еще не успели переступить порог, как разом хлопнули две или три пробки от шампанского. Джордж подметил, что на лице мистера Апджона вместе с удовольствием, с каким тот всегда предвкушал даровую выпивку, выразились ужас и смятение. Почему бы это? — мельком подумал Джордж, входя в комнату вслед за важно выступавшим Апджоном. Лишь много позже он понял, чем вызван был тайный ужас, на миг вспыхнувший в глазах мистера Апджона. Вечера с икрой и шампанским предназначались лишь для «лучших» авторов, сотрудничавших в шоббовском журнале, и самых богатых его покровителей. Мистер Апджон был графского рода, окончил Кембридж, имел кое-какой доход и рассчитывал получить солидное наследство после престарелой тетки, — стало быть, он принадлежал к «лучшим». А Джордж по происхождению был всего-навсего средний буржуа, талантливый, но без гроша за душой. Таким образом, мистер Апджон совершил тягчайший грех, нарушил самые незыблемые правила приличия: вообразив, будто у Шобба сегодня просто вечеринка с пивом для обыкновенных смертных, он привел Джорджа на шампанское!

Весело и радушно приветствовал мистер Шобб в лице мистера Апджона будущее наследство престарелой тетки. Джорджа он окинул скучливо равнодушным взглядом блеклых голубых глаз, ленивее обычного протянул вялую, пухлую руку и тотчас отвернулся. Джордж заметил разницу в приеме, но по простоте душевной решил, что оно и понятно: ведь он гораздо моложе мистера Апджона и еще не создал ни «Христа в публичном доме в Блумсбери», ни теории супрематизма. Зато мистер Апджон, куда лучше разбиравшийся в светском обращении, понял свою оплошность и смущенно пробормотал:

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134