— С чего вы это взяли, мой милый?- Он шутливо погрозил мне пальцем.- Боюсь, что вы слушали меня не совсем внимательно. Мне кажется, я всячески подчеркивал, что считаю вас превосходным работником, хотя — и это я тоже подчеркнул,- вопрос о вашем повышении пока ие встает. Если ваш непосредственный начальник, мистер Херрод, получит новый пост, тогда другое дело… Но пусть это останется нашим маленьким секретом: посмотрим, как будут развиваться события…
Я вспомнил высокомерное лицо миссис Браун, большой, сияющий праздничными огнями особняк на Тополевом проспекте, сверкающую красную машину Джека Уэйлса, его университетское произношение… Я снова стоял на улице, прижавшись грязной мордашкой к стеклу витрины: я потерял заветную монетку, мне уже не купить того, что я так хотел, и лавочник гонит меня прочь.
— У вас ведь нет девушки в Уорли, правда, Джо? Вы здесь ни за кем, как говорится, не ухаживаете?
— Еще успеется,- сказал я.
— Хмм. Вы должны нравиться женщинам. А это иной раз сущее проклятье. Вы можете попасть в трудное положение. Конечно, вам пора бы уже подумать о женитьбе.
Ранняя женитьба — это великое дело. У мужчины появляется чувство ответственности, конкретная цель, ради которой стоит работать.
— Вы совершенно правы,- сказал я, стараясь, чтобы в моем тоне не чувствовалось злости.- И потом — женатого человека легче держать в руках.
— Вы как будто рассердились? — с укоризной заметил он.- Кстати, вы будете на городском балу?
— Наверное,- сказал я.- При условии, что смогу достать фрак напрокат.
— На городском балу будут премилые девушки.- Он сложил губы в слащавую улыбку.- Я вас с кем-нибудь познакомлю.
— Я собираюсь пойти туда не один.
— Весенний семестр кончается пятнадцатого,- сказал он.- А бал назначен на двадцать пятое.
— Я не вполне понимаю, какая тут связь.
— Ну, ну.- Он улыбался, но глаза его были серьезны.- Вы отлично все понимаете, Джо. Я хочу уберечь вас от лишних трат. Вы ведь не берете пиво с собой в пивную, не правда ли? — Он посмотрел на свою пустую чашку.- Пожалуй, я выпью еще.
Я поднялся.
— Я скажу Джун.
— Нет, я позвоню, чтобы нам обоим принесли по чашке,- сказал он.- Не уходнте, Джо. Я еще не кончил.
Я был рад выпить вторую чашку: во рту у меня пересохло, а язык словно распух и, казалось, с трудом умещался в нем.
— Совсем как у Чехова, правда? -неожиданно заметил он.- Сидим, пьем чай и беседуем о жизни… Только, к сожалению, без зрителей. Надеюсь, вы меня понимаете?
Я рассмеялся. Смех мой прозвучал хрипло, принужденно, и я осекся.
— О, конечно. Наш разговор доставил мне большое удовольствие, мистер Хойлейк. И я запомнил, что вы сказали: на балу будет немало премилых девушек.
— Правильно,- одобрительно кивнул он,- вот это правильно. Я не часто говорю такие слова, Джо, но вас ждет большое будущее.
— А вы, однако, долгонько пробыли у фюрера,- заметил Тедди Сомс, когда я вернулся.
— Не очень распекал?
— Совсем наоборот,- сказал я.- Беседа протекала в самой сердечной атмосфере.- Я зевнул: мною овладела вдруг такая усталость, что, казалось, я мог бы заснуть прямо на полу.
— Ну, бросьте!-сказал он.- Не затем же он держал вас целых двадцать пять минут, чтобы вести дружескую беседу. Я не всегда верю вам, Джозеф. О чем же вы всетаки говорили?
— О женщинах,- сказал я.
18
Вечером по дороге домой я зашел в аптеку, чтобы купить лезвия для бритья. Хозяин, высокий сухопарый человек с лицом сердитого старшего сержанта, беседовал о политике с покупателем — толстяком, похожим на торговца шерстью. Аптекарь знал, что я работаю в муниципалитете, и, здороваясь, назвал меня по фамилии. (Он знал фамилии почти всех своих покупателей, чем в известной мере объяснялось его преуспеяние.) — Добрый вечер, мистер Лэмптон! В каком положении городские финансы?
— Мы вполне кредитоспособны,- сказал я.
— Чего нельзя сказать обо всей стране,- мрачно буркнул толстяк.
— Что верно, то верно, Том.- Лицо аптекаря побагровело от гнева.- На все введены карточки и лимиты, ни одно обещание не выполнено. Можно подумать, что они нарочно все делают, чтобы разорить предпринимателей. Куда делась наша свобода?
Уинни был прав: мы живем под пятой гестапо.
Помощник аптекаря кончил завязывать большой пакет для толстяка.
— Вы совершенно правы, мистер Роббинс,- сказал он.- А посмотрите на подоходный налог…
Это был крупный сорокалетний мужчина, почти с меня ростом. Я вспомнил, как однажды он сказал мне, что работает у Роббинса уже двадцать лет. Он явно принадлежал к числу тех, не имеющих специальности, простаков, которым приходится выполнять всю черную работу, причем в самые неурочные часы. На бледном лице его застыла вечная улыбка; привычка к покорности ссутулила широкие сильные плечи.
— Вы правы, мистер Роббинс,- повторил он.- Совершенно правы.- Он улыбнулся еще шире и кивнул в подтверждение своих слов. Но хозяин и покупатель будто не слышали его, хотя стояли совсем рядом.
Я вышел из магазина с весьма неприятным чувством. И как только он терпит все это?
Он продал себя, а за какую цену? Фунтов семь в неделю, и никакой уверенности в завтрашнем дне: он полностью зависит от хозяина, а хозяин этот невежествен, груб и мелочен. Тут я вспомнил о своей беседе с Хойлейком и подумал, что,собственно, между мной и помощником аптекаря нет особой разницы. Да, конечно, я получаю больше, у меня лучшие условия труда и больше гарантий на будущее, но в основном положение наше почти одинаково. Мой хозяин лучше воспитан, чем Роббикс, и имеет надо мной меньше власти, но все же он остается моим хозяином. Просго моя цена чуть выше — вот и все.