Удивился нечистый, солдатову стать презрительно оценил и говорит:
–И откуда у тебя сила такая? По виду ты не богатырь явно…
–Хм, – Иван усмехается, – Вол вон тоже силён, да на нём пашут и боронят. А моя сила иная – она мозговая. Я ить, бывает, творю, что не под силу и богатырю…
–Ого! – поразился леший непритворно, – И чего такого великого ты поделать-то могёшь? Побить в голове своей вошек?
–Я што ли? – почал Ваня по двору похаживать не спеша, – А вот весь твой лес могу спалить до самого до тла!
–Как это? – невдомёк лешаку стало.
–А вот так! – перевернул трубку наш вояка, на порох искорки посыпая.
Как шандарахнул там взрыв немалый! Ажно лесовик в сторону шарахнулся.
–Да никак у тебя трубка волшебная? – испуганно он восклицает.
–Ага, – спокойно отвечает Ванька, – она самая.
Достал он из правого кармана орехов пару и принялся их грызть, а скорлупки выплёвывать. Интересно верзиле тут сделалось. Попросил он и себе пару орехов, а солдат ему: не под силу тебе разгрызть-то их будет, зубы лишь обломаешь себе с натуги. Тот же пристал как репей: дай, мол, да дай орешков мне пару. Ну, Иван и дал ему пулю из кармана обратного. Тот стал пулю грызть с азартом, да зуб себе и сломал.
–Ух, ты! – удивился громила лохматый, – А ты и впрямь-то силач! Давай-ка с тобою поборемся, я тебя испытаю.
–Хэ! – усмехнулся наш плут, – Да куда тебе со мною бороться – я враз же тебя сомну!
–Ну, тогда давай камни поднимать. Кто больший камень из нас поднимет – тот и сильней!
–Не-а, – качает головой служивый, – Я любой камень кулаком могу расшибить, чего там их ещё поднимать. Да вот, гляди-ка – эвона!
Сигает он за плетень, подходит к камню, им заготовленному – стук по нему кулаком! – да в придачу ногою его слегка подковыривает. Развалился камень на две половинки, а у лешего от этого дива челюсть вниз отвалилась. Попробовал было и он камни кулаком пораскалывать, да лишь руки себе поотбивал на фиг.
–Вот чё, лешак, – сурово Иван злыдню наказывает, – ты представляешь что будет, ежели я тебя по кумполу эдак-то вмажу, а?
Тот слюну насилу сглотнул, глаза вылупил, а потом и просит заискивающе:
–Не бей меня, великий витязь! И леса нашего не жги! Обещаю – уберёмся мы с вашего белого света к себе на свет небелый и носа сюда более не покажем!
–Этого будет мало, – солдат врагу выговаривает, – Деревеньку энту ты же ограбил? Ограбил. Так что тащи, давай, сюда мешок с золотом. Это я контрибуцию такую на род ваш наложу. Кому сказал? Тащи – ну!
Лешего оттуда как ветром сдуло. Но и пяти минуток не минуло, как в обрат-то он уже летит, и немалый мешчище на плечах у него лежит. Развязал он мешок, а в нём монеток блескучих набито под самую завязку!
Гикнул, свистнул лешачище, да с глаз долой и пропал, и по виду его было видать, что с великим облегчением он оттуда убирался.
Попытался было Иван мешок с золотишком в избу утащить, но даже с места его не сдвинул, до того тяжёл-то он был. Пришлося золото носить ему в корзине. А наутро созвал он деревенский мир и те златые монеты на всех поровну разделил. И себе, вестимо, дольку тоже оставил, да вишь, пришлось ему с этой долей расстаться. Опоздали к дележу двое сиротинок, и Ваня их своей долей наделил. Да и чёрт с ним, думает он, с этим золотом – лишняя от него только тягота, а я-де и так не пропаду: есть на плечах голова, ноги ещё да руки – не помру, глядишь, с голодухи!
Надавали ему крестьяне харчей полный ранец, и в путь-дороженьку отставник наш вскоре отправился. Не захотел он тута оставаться, хоть его и упрашивали. Деревенька ведь та была маленькая, зачуханная, и лешаком подчистую ограбленная, поэтому порешил солдат удалый навестить и другие края. Идёт он и рассуждает от неча делать сам с собою. Вот же, думает с укоризною, власть барская на бедствия этих лихоимцев никак же не отреагировала… Да и нету в этом ничего удивительного, ибо сытый ведь голодного разуметь не хочет: голодный плачет, а сытый хохочет. А вообще-то, Ванька в конце концов порешил – эти господа тоже своего рода нечистые, только нежить по ночам шастает, а эти при свете дня подданных своих донимают. И вспомнил Иван, как однажды ротный к нему с вопросцем пристал: а скажи-ка мне, говорит, Хват, отчего это вы, солдаты, к нам, господам, на «вы» обращаетесь, а к богу – на «ты»? А Ванька возьми и сболтни: вас, дескать, чертей, много, а боженька у нас один, вот поэтому мы вам выкаем, а ему тыкаем. Ох, ротный тогда и взбеленился! На «губу» его, гад, посадил за словоблудие такое великое…
Посмеялся Иван, былое вспоминая, и дальше по дороге зашкандыбал.
Ходил он так, ходил, припасы приел да припил, и рубль свой «неразменный» вдобавок прокутил. Пришлось ему в работники к одному попу наниматься на травяной покос. Подрядились они за один целковый, что Ваня ему всю траву скосит. А луга у его святости были немалые. В то время как раз июль на дворе стоял, и было жарко. Но Иван не только утром, но и днём даже косил, чтобы побыстрее оттудова свалить. Поп этот ему не понравился сразу – мужик был толстый, туповатый и жадный. Вот в первый день подкосил Ванюха аж цельный луг, а полдник всё не несут и не несут. Поп же тоже там вблизи ошивался, не работал, правда, но за работником своим приглядывал…