— Пожалуй, ты права, — был вынужден признать Изя. — Похоже, сейчас наш Берендеюшка под колпаком у Мюллера, и этот штандартенфюрер в юбке взялся за него всерьез.
— Это бесчеловечно, — голосом, полным сострадания, заметил Солнцевский. — Разве так можно с людьми? Пир ведь! Вот дала бы ему сегодня расслабиться, а с завтрашнего дня и начала тиранить.
Такое искреннее выступление нашло горячую поддержку у Изи и столь же категоричное осуждение у Соловейки. Она вообще была на короткой ноге с княгиней.
— Жестокая, — сказал свое веское слово черт. — Нельзя так с человеком.
— Справедливая, — не осталась в долгу Любава. — Вам, мужчинам, только дай волю, все вверх дном перевернете.
— Нельзя так с человеком.
— Справедливая, — не осталась в долгу Любава. — Вам, мужчинам, только дай волю, все вверх дном перевернете.
— Все равно это негуманно, — не унимался Илюха. — Посмотрите на него, да это же самый несчастный человек во всем Киеве!
Соловейка собиралась что-то бурно возразить и даже набрала для этого побольше воздуха, но тут ее перебил торжественный голос княжеского глашатая.
— Посол Бухарского эмирата Каюбек Талибский и его дочь, несравненная Газель!
Все как по команде повернули головы к раскрытым дверям. Там и вправду стоял какой-то Каюбек, и уж точно Талибский. Разодетый в шелка и парчу, посол был внушительного роста, с длинной густой бородой и гневным взором. За его спиной маячила женская фигура, закутанная в чадру с головы до ног. Одни только глаза говорили о том, что это живой человек, а не мешок с картошкой.
— А у нас что, и с «духами» дипломатические отношения установлены? — решил поправить пробелы в знаниях Илюха.
— С кем? — не поняла Соловейка.
— Ну с душманами, — в свойственной ему манере пояснил бывший браток.
— Так он бухарец, — осторожно заметила Любава.
— А что, есть разница?
— Вы видели, видели?! — влез Изя.
Причем голос черта как-то странно задрожал.
— Кого? — не понял Илюха. — Душмана этого?
— Да какого душмана? — еще больше завибрировал Изя. — Дочку его, несравненную Газель!
Любава переглянулась с Солнцевским, потом оба бросили свои взоры на несравненную и после этого вновь вернулись к озабоченному коллеге.
— Ты имеешь в виду этот кулек на ножках?
К удивлению обоих, Изя налился красной краской, запыхтел и сквозь зубы прорычал:
— Если хочешь и впредь называться моим другом, следи за своим языком!
— А че я сказал-то? — совсем стушевался Илюха. — Ну пусть будет несравненной.
— Изя, с тобой все в порядке? — осторожненько поинтересовалась Любава.
— Эх вы! — даже не заметив вопроса, продолжил гнуть свое черт. — Да неужели вы не видите, какие у нее необыкновенные глаза!
Компаньонам вновь пришлось рассматривать дочку бухарского посла. Ее папаша как раз передавал хмурому Берендею какие-то подарки, а она смиренно стояла за его спиной.
— Глаза как глаза, — хмыкнула Любава, причем Илюха был с ней совершенно согласен.
— Ничего вы не понимаете, — обреченно заметил черт. — Все, похоже, я нашел свою судьбу.
— Где? — завертел головой Солнцевский, выискивая за столами самых симпатичных молодух.
— Газелюшка моя… — с придыханием произнес Изя, буравя свою несравненную томным взглядом.
— Изя, ты что, ошалел? — не поверил своим ушам Солнцевский. — Ты же ее даже не видел! Даже Петруха вначале просил у Гюльчатай открыть личико, а уже потом женихался.
— Не романтик ты… — протянул черт. — Глаза — это зеркало души, а глаза я видел. Хотя, с другой стороны, ты прав, вдруг там вместо Гюльчатай Абдулла окажется?
С этими словами Изя выскочил из-за стола и бросился рысачить по своим источникам, чтобы собрать побольше информации про свою несравненную.
— Ох, не нравится мне это, — задумчиво протянул Илюха, глядя вслед своему другу.
— Далась ему эта Газель.
— Да ладно, пусть порезвится, — пожала плечами Соловейка.
— Не скажи, Восток — дело тонкое! — голосом легендарного красноармейца Сухова заметил Илюха. — Да к тому же дочка посла.
Тут невольно он бросил свой взгляд на стол, где вольготно расположились обитатели «Иноземной слободы». В последнее время в общении с ними у него наметились некоторые сложности. Однако думать об этом как-то не хотелось, пир есть пир, и забивать голову ерундой Илюха не стал. Он лихо опрокинул чарку и отправил очередную порцию пирожков под стол, где расположился Мотя. Конечно, Змейчик уже давно заслужил место за столом, для него даже соорудили специальный подиум, но в ногах у любимого хозяина он чувствовал себя уютней.
Пиршество продолжалось. Зелено вино лилось рекой, то и дело звучали тосты, и с каждым из них лицо князя становилось все мрачнее и мрачнее. Агриппина, взявшаяся за мужа с присущей ей основательностью и категоричностью, была непреклонна.
Илюха, и так засидевшийся на одном месте, глядя на такую вопиющую несправедливость, решительно встал из-за стола.
— Ты куда? — Тут же встрепенулась проницательная Соловейка.
— Пойдем до первого столика прогуляемся. Ты с княгиней пообщаешься, а я князю благодарность объявлю за его персональную руководящую и направляющую роль в деле борьбы с иноземными захватчиками.
— Слушай, но так же нельзя! — возмутилась Любава. — Есть же этикет, только он сам может пригласить к своему столу!