— Любава, изверг бессердечный, ну какого лешего ты меня разбудила, смерти моей хочешь? — наконец смог пролепетать Илюха, с трудом поднимаясь с кровати.
— Так завтрак на столе, — пожала плечами Соловейка.
Илюха потянул носом, и очередная гримаса пробежала по его лицу.
— Точно, хочешь, — под влиянием доносящихся из соседней горницы запахов был вынужден констатировать Илюха.
— Пить надо меньше! — сменив милость на гнев, брякнула Любава и обиженно отправилась прочь, бубня себе под нос что-то вроде: «я ему, а он… больше никогда в жизни… да чтобы я еще хотя бы раз…»
Илюха хотел сказать вслед Соловейке что-нибудь ободряющее, но данная процедура оказалась ему просто не по силам.
«Срочно надо принять лекарство», — мелькнула в голове спасительная мысль, и, собрав волю в кулак, Солнцевский направился на чердак.
Именно там находилась лаборатория ушлого черта. Да, да, Изя проявлял поистине феноменальные качества исследователя и естествоиспытателя, когда дело касалось его любимого хобби — самогоноварения.
Каких только рецептов не попробовал он, добиваясь все новых и новых оттенков вкуса и оригинальных букетов запаха своего первача. В этом деле ему охотно помогал местный домовой Феофан. Этот самый домовой обладал весьма сварливым характером, но постепенно коллеги привыкли к нему и стали воспринимать его как неизбежность. В конце концов, именно он разрешил поселиться этой странной компании в заброшенных палатах купца Свиньина, которые в народе уже давно прозвали «Чумными».
Издав очередной стон, Илюха наконец добрался до заветного стеллажа, на котором стройными рядами красовались запечатанные бутыли. На самом видном месте среди этой стихии красовалась внушительных видов табличка с надписью:
«Выставочные образцы! Брать и тем более распивать в одиночку категорически воспрещается! Илюха, твою мамашу, руки прочь от народного достояния!»
— Все вокруг колхозное, все вокруг мое. Тоже мне, остряк нашелся, — хмыкнул Солнцевский и решительно сцапал первую попавшуюся под руку бутыль.
Не менее решительно была разрушена целостность упаковки. Осталось только найти подходящую емкость в качестве посредника между тарой и исстрадавшимся организмом.
— Ты что же, ирод, наделал? — раздался за спиной скрипучий голос домового. — Энто же божественный нектар, настоянный на черемуховом цвете!
Солнцевский, не отвлекаясь на пустяки, продолжал шарить взглядом по комнате в поисках желанного стакана.
— Эх, молодежь! Да разве можно такую вот красоту, да вот так, всуе, можно сказать на коленке, пить? — не унимался Феофан, помахивая в такт словам своими волосатыми ушами.
Наконец зоркий, но временно помутненный взгляд старшего богатыря отыскал желанный предмет, и нетвердой рукой он был наполнен до краев спасительным нектаром.
— Это утром, да еще один! — продолжал гундеть домовой.
Солнцевский простонал, перекрестился, залпом осушил лекарство и замер, дабы не спугнуть те процессы, которые уже были запущены в его исстрадавшемся организме.
Солнцевский простонал, перекрестился, залпом осушил лекарство и замер, дабы не спугнуть те процессы, которые уже были запущены в его исстрадавшемся организме.
— Говорю, что утром в одиночку пьют только такие вот лишенцы, как ты! — Голос домового уже звучал как обвинительная речь самого злобного прокурора.
Осознав, что обратного пути к утренним ужасам уже не будет, Илюха позволил себе выйти из «нирваны». Пошарив еще по комнате, он отыскал второй стакан и наполнил его до краев. Потом немного подумал и наполнил свой до половины.
— Выпить хочешь, так и скажи, — уже потеплевшим голосом заметил Илюха. — И нечего тут волну гнать.
— Дык я и говорю, а ты, бестолочь такая, ничего не понимаешь, — крякнул Феофан и ловко подхватил свою посуду. — Я так понимаю, что за здоровье?
— Угу, — вяло согласился бывший браток и чокнулся с домовым.
Спустя минут десять к столу спустился совсем другой человек. Бодрый, веселый и очень голодный. Чудесный запах, который исходил от вареников, делал последний момент особенно актуальным.
— Любава, ну того, не дуйся, что ли, — попытался исправить ситуацию Илюха. Как ни странно, в личном общении с Соловейкой он становился очень косноязычным. — Сама должна понимать.
— Ничего я никому не должна! — отрезала маленькая вредина.
Солнцевский собрался добавить еще что-то, но в его руку ободряюще ткнулся Мотя, а если быть точнее, то крайняя правая его половина. Илюха тут же отбросил все проблемы и выдал своему любимцу положенную утреннюю порцию ласки. Три пирожка, отправленные в каждую из пастей милого чудовища, тоже стали традицией, и даже Любава, ведущая беспощадную борьбу с подкормкой Змея за столом (и под ним), уже смирилась с этим обрядом.
После соблюдения традиции Илюха решительно наполнил свою тарелку варениками и налил себе парного молока. Та скорость, с которой поглощалась еда, и то блаженное выражение, которое постепенно вырисовывалось на лице Илюхи, заставило каменное сердце Соловейки дрогнуть.
— Изе-то оставь, — наконец молвила она, глядя, с какой неизбежностью тает гора вареников.
— Да ну его, — хмыкнул Илюха. — Кто не успел, тот опоздал. К тому же он написал заявление об уходе.