— А-а-а!
— Му-у-у! — напоследок выдала сладкая парочка и переместила свое увлекательное состязание на улицу Киева.
— Хорошо пошел, — тоном знатока отметил мужик, — ежели сможет поддержать этот темп, то есть шанс оторваться. Мой бычок долго бегать не любит.
Изя в очередной раз поблагодарил детину за помощь, сунул ему еще пару монет на прокорм трепетной к своему сену животине и вернулся в амбар. Картина, представшая его взору, заставила довольно хмыкнуть. Несмотря на то что бычок игрался в салочки в помещении совсем недолго, они на пару с шустрым Альфонсо Чмоником буквально перевернули весь амбар вверх дном. Сено, земля, вещи польского посла были тщательно перемешаны друг с другом.
— Ничего, будет теперь знать, как приставать к честным девушкам, — буркнул черт, возвращая себе свой классический облик мальчиша-плохиша.
Насвистывая классическую тему из «Крестного отца», черт тщательно собрал все разбросанные вещи польского посла.
— Законные боевые трофеи, — неизвестно кому пояснил Изя свои действия.
Собранные шмотки черт собирался выбросить где-нибудь по пути домой, но тут цепкий взгляд его заметил, что из нагрудного кармана камзола торчат листы пергамента.
— Так, а это у нас что? — процедил сквозь зубы черт и опытной рукой опустошил содержимое кармана.
При первом же беглом взгляде на пергамент Изя аж присвистнул и принялся рассматривать рисунок уже не бегло, а очень и очень внимательно. Так же внимательно и неторопливо подверглись досмотру и остальные листы. Звуковой ряд, который сопровождал данный процесс, был весьма и весьма эмоционален.
— Ух ты! Ого! Вот это да! Это как это?! Ну и формы!
Добравшись, таким образом, до конца стопочки, черт решительно направил связку в карман. Карман, как вы догадались, был конечно же не Альфонсо Чмоника, а, естественно, Изин. Он напоследок осмотрел амбарчик и, продолжая насвистывать оптимистическую мелодию, направился прочь.
* * *
В тот момент, когда Изя в наведенном мороке кадрился с польским послом, Мотя оказался на привязи во дворе «Чумных палат».
* * *
В тот момент, когда Изя в наведенном мороке кадрился с польским послом, Мотя оказался на привязи во дворе «Чумных палат». Несмотря на вопиющее ограничение прав и свобод вольного Змея, обиженным он себя не ощущал. Во-первых, канатик, которым он был привязан, был скорее условным ограничением, так как в одно мгновение мог быть превращен в горку пепла. Во-вторых, он получил тройную компенсацию за полученное неудобство в виде копченой бараньей ноги, естественно каждой из голов. А в-третьих, его хозяин, Илюха Солнцевский, подробно объяснил понятливому Горенышу, для чего именно это было необходимо.
Дело было в том, что вместо привычных богатырей, которые ежедневно самозабвенно тягали в спортивном зале железо, наращивая и без того внушительную мышечную массу, сегодня посетителями штаб-квартиры дружины стали девицы. А, как всем известно, этот подвид человека обладает весьма нестабильной психикой, и вид в меру шалящего Змея мог бы вывести их из состояния равновесия. Именно поэтому Солнцевский попросил своего любимца потерпеть некоторое неудобство и временно воздержаться от перемещения по двору. Так как компенсация за вынужденный простой оказалась достойной, Мотя согласился и теперь, лениво догрызая мослы, с интересом наблюдал за странным действием, разворачивающимся перед ним.
На расставленных кружком скамьях расположилось десятка полтора молодых девиц. В основном это были боярские жены и их же дочки, а во главе этой публики, на отдельном кресле, восседала княгиня Агриппина Иоанновна. Именно благодаря ее дружбе с младшим богатырем Любавой это событие вообще могло состояться. Это она пошла на поводу у Соловейки и пригласила самых шустрых из своих знакомых посетить «Чумные палаты».
Когда встал вопрос об организации стопроцентного алиби для Любавы, она решила совместить приятное с полезным. Как говорится, и алиби заработать, и воплотить свою давнишнюю задумку в жизнь. А задумка эта была с первого взгляда очень даже простая- сделать, пусть лишь некоторых, представительниц слабого пола не такими уж слабыми. Однако эмансипация в те далекие времена была не шибко в ходу, и после получасового пламенного выступления Соловейки единственным выражением, которое витало на лицах слушательниц, был скептицизм.
— Вы поймите, владение элементарными приемами защиты может пригодиться в любой момент! — продолжала гнуть свое Любава.
— Например? — скептически поинтересовалась дородная дочка боярина Бабулы.
— Например, пошла ты одна на базар… — начала было Любава, но ее тут же прервала вся та же скептически настроенная боярышня:
— А я одна на базар не хожу! Со мной всегда мамки с няньками ходят. А ежели вечером куда надо пойти, так тятенька вообще ратника приставляет.
Лишь на мгновение Любава запнулась, но тут же взяла себя в руки.
— Так ты до старости лет будешь с мамками да няньками по городу бродить?
— Нет… — осеклась боярская дочурка.
— Ну неужели тебе никогда не хотелось пройтись по Киеву одной, направиться туда, куда хочется тебе, а не куда тятенька позволит?