«Ну дает сеструха! Дура-дура, а… Нет, наверно, мать подсказала, сама бы не догадалась. Но как снайперски попала! Никола теперь на нее молиться готов, да и на мать тоже… И все остальные… О, женщины, коварство ваше имя! Несколько слов, платочек, и полтора десятка охламонов стоят на задних лапках и виляют хвостиками.
Шарман!»
Мишка, чтобы сразу не сбивать пацанам романтически-восторженное настроение, нарочито неторопливо поправил сбрую и взобрался в седло. Потом оглядел строй отроков и отечески-ворчливым тоном сказал:
— Рты закройте, мухи залетят! Это матушка моя — боярыня Анна Павловна, а это мои сестры: — боярышня Анна и боярышня Мария. — Отроки дружно отмахнули дамам земной поклон. — Если от воинского учения совсем невмоготу станет, приходите к ним поплакаться, они вас пожалеют… Может быть. Десятник Петр! Принять командование над отроками!
— Слушаюсь, господин старшина!
— Вот десятник Петр, — продолжил Мишка наставительным тоном. — Он теперь ваш командир, все приказы его выполнять беспрекословно, со всеми делами и вопросами обращаться тоже к нему. Командуй, Петр.
Мишка жестом подозвал к себе Дмитрия и Роську и негромко, чтобы слышно было только им, приказал:
— Мить, тех двоих, — Мишка кивнул в сторону «диссидентов», — в село не пускать. Поставь у ворот заставу. Роська, договорись с Ходоком, чтобы на ладьи их тоже не пускали. Переночуют под открытым небом, может, в разум придут.
— А если спрашивать станут, что им теперь делать? — поинтересовался Митька.
— Дорога у них только одна — пешочком до Нинеиной веси. Но лучше будет, если они сами догадаются. Да, чуть не забыл! Мить, вызывай всех ребят в Ратное, на базе оставь только один десяток Первака, чтобы порядок поддерживали и за новичками присматривали. А остальные чтобы завтра до полудня здесь были! Всё, поехали, пускай Петька тут дальше разбирается.
Мишка догнал мать и поехал с ней стремя в стремя. Вслед отъезжающим практически одновременно раздались два голоса. Сначала Петькин:
— Напра-во! Отставить! Чурбаки стоеросовые, где правая рука — не знаете? Напра-во!
Потом голос одного из «диссидентов»:
— Матушка боярыня, не оставляй, не дай пропасть, заступись!!!
— За что ты их? — Мать качнула головой в сторону продолжающего блажить купеческого сынка. — Жалостно-то как причитает.
— Пускай причитает. Они решили, что если за учебу заплачено, так с нами можно, как с нанятыми работниками, обращаться. Пускай охладятся на бережке, к утру, глядишь, и поймут, как купчишкам с боярами разговаривать положено.
Мишка сначала ляпнул, а потом только вспомнил, что мать — тоже купеческая дочь.
— И давно ль боярином себя чувствуешь, сынок? Носом за небо не цепляешься еще? Ты уж прости нас, худородных, если обидели чем…
— Да не обо мне речь, мама! — Мишка готов был провалиться со стыда, но нужно было как-то разруливать ситуацию. — Они не должны в нас нанятых слуг видеть! Понимаю я, что дядька Никифор все Ратное может купить и с пустым кошелем не останется, знаю, что есть купцы и умнее и богаче бояр… Но надо же было как-то с этих оболтусов столичный гонор сбить! Способ только один — показать, что отношения между сословиями и у нас такие же, как в Турове: боярин есть боярин, купец есть купец, а купеческий сын только на отцовом подворье на работников может покрикивать, и больше нигде…
— Ишь как разговорился, — мать улыбнулась, — уймись, все ты верно сделал, но запомни: станешь перед ратнинцами нос задирать, с тебя самого гонор так собьют, что вмиг про боярство забудешь.
И так на тебя уже мужи косо смотрят… Ладно, говорили уже об этом.
— Мам, а чего дядька Лавр такой мрачный сегодня? — поспешил Мишка сменить тему. — И тетка Татьяна на берег не пришла.
— Дела семейные, тебе-то что?
— Ну… Я, как бы, в ответе за них… После того… — Под материным внимательным взглядом Мишка почувствовал, что опять ляпнул что-то не то. — Хочется же, чтобы у них все хорошо было…
— Всё у них хорошо и есть, — в противоречие собственным словам, мать как-то невесело вздохнула, — размолвки у всех бывают, только всяким нахальным мальчишкам совать в них свой нос вовсе не надобно.
«Э-э, погодите-ка, сэр Майкл! Что-то леди Анна крутит. Когда вы намекали на ее отношения со Спиридоном, она к этому гораздо мягче отнеслась, даже с юмором. А тут сразу: «Не суй нос!» Мать, Лавр, Татьяна — классический любовный треугольник. И обе женщины не смогли родить Лавру ребенка, правда, по разным причинам — мать с саней на полном ходу упала, а Татьяне волхв подгадил. Потом влез я со своим «колдовством», потом появился Спиридон. Теперь вот еще и «Лешенька» с похоронными настроениями и пристукнутым отпрыском в придачу. Как мать ахнула, когда его узнала! Близкий друг юности, побитый жизнью… Женское сердце не отозваться не может. А Лавру что с того? У него же с женой вроде бы все наладилось? Черт ногу сломит… А! И правда — не мое дело!»
— Мама, Анька сама придумала платок Николаю дать или ты подсказала?
— Ну, Мишаня, ты сегодня, видать, весь ум на воинские дела истратил! Или, — мать хитро улыбнулась, — с Юлькой на лавочке лишку пересидел?
«Блин! Уже доложили! Деревня, тудыть ее…»