Облако порошка, вырвавшееся из ствола замысловатого устройства, поначалу было розовым с малиновым оттенком. Оно на кратчайший миг окутало северянина и потом растворилось в воздухе комнаты. Симна чихнул раз, другой… и громко рассмеялся.
— Неплохой запах. Тонкий, не слишком сильный. Напомнил мне о некоей девушке, с которой я прекрасно провел время в одном городке на западной оконечности Абрангианских степей.
— Прекрасно. — Монах опустил аппарат, но не отложил его в сторону. — Рад, что это навеяло на тебя приятные воспоминания.
— Чрезвычайно приятные. — Симна по?волчьи ухмыльнулся книжнику. — Приятнее, чем вы можете себе вообразить.
— Охотно верю. Ты, очевидно, человек бурных страстей. Что до меня — и я не стыжусь в том признаться, — то мои потребности куда скромнее. В этом отношении я тебе завидую, хотя должен сказать, что моя зависть не может трактоваться как восхищение. — Он указал на занесенное оружие северянина. Двое его коллег внимательно за всем наблюдали. — А позволь осведомиться, что ты собирался делать с этим внушительного вида куском стали?
Симна взглянул на меч в своей руке:
— С этим? Ну, я собирался… собирался… — Северянин тупо взирал на оружие, словно когда?то знал его назначение, да вдруг позабыл, подобно человеку, который обнаружил в старом шкафу давно затерявшийся предмет одежды и не в состоянии вспомнить, как его носят. Он медленно опустил клинок. Убирая меч в ножны, Симна снова взглянул на троицу инквизиторов и проговорил: — Вот! По?моему, вот что я собирался с ним сделать. — Выражение его лица было точно таким, как у некоторых скульптур, украшавших фасад здания — мечтательное, но не бессмысленное. — Надеюсь, мы не причиняем таким добрым людям, как вы, никаких хлопот?
— Отнюдь, — заверила женщина, — ровным счетом никаких хлопот. Приятно видеть, как правильно ты мыслишь. Стало лучше, не правда ли?
— Безусловно…
Однако в то время, как Симна говорил, его губы, казалось, боролись с нижней частью лица. Мелкие вены бились на лбу и шее, а на лице выступил пот, хотя в затененном помещении было довольно прохладно. Все в его лице и позе указывало на то, что человек пытается превозмочь себя — и не может. Правая рука сильно затряслась, когда Симна попробовал взяться за рукоять теперь уже убранного в ножны меча. Пальцы судорожно тянулись к оружию и промахивались, тянулись и промахивались, словно их хозяин страдал каким?то недугом.
Удручающе выглядела и попытка Симны приблизиться к столу. Одна его нога работала достаточно хорошо, зато другая двигаться явно не желала, будто прибитая к полу железными гвоздями. Ухмылка, застывшая на лице северянина, указывала на внутренний — как душевный, так и физический — конфликт.
— Лучше, — кратко закончил монах в центре стола, поднимая свое устройство и направляя его в сторону Эхомбы. — Как может подтвердить твой друг, это ничуть не больно. Всего несколько еженедельных процедур, и твое мышление будет в полном порядке.
— Именно, — согласился мужчина слева от него. — И тогда ты сможешь свободно выбирать, возвращаться ли тебе на родину, остаться ли здесь, в прекрасном Тетсприахе, или же продолжить свое путешествие. Что бы ты ни решил, решение примет современный, правильно мыслящий человек, не обремененный раздражающим эмоциональным и интеллектуальным багажом, который так уродует большую часть человечества.
Что бы ты ни решил, решение примет современный, правильно мыслящий человек, не обремененный раздражающим эмоциональным и интеллектуальным багажом, который так уродует большую часть человечества.
— Мне нравится мой интеллектуальный багаж, — отозвался Эхомба. — Это то, что делает меня индивидом.
— Как, к несчастью, и присущая человеку тяга к убийствам и дракам. — Женщина одарила Эхомбу ангельской улыбкой. — Однако они не способствуют совершенствованию личности.
Эхомба попытался отклониться, но увернуться от облачка было гораздо труднее, чем от брошенного копья. Когда бледная пыль окутала его, он задержал дыхание, однако понял, что порошок не обязательно вдыхать, чтобы подвергнуться его воздействию. Тонкий аромат являлся всего лишь дополнительным свойством вещества, а отнюдь не показателем его эффективности. Порошок проникал через глаза, губы, кожу рук, щиколоток, шеи и добирался до самого мозга костей.
Хотя Эхомба твердо стоял на ногах, он ощутил, что его мозг начал зыбиться и куда?то поплыл. Перед ним, похожее на подушку, возникло розоватое облако, маня к себе нежными щупальцами и заслоняя троих книжников. Пастух понимал, что они продолжают внимательно наблюдать за ним. Если только он позволит себе расслабиться и отдаться в объятия тумана, огромное множество внутренних мучений и сомнений, преследовавших его на протяжении всей жизни, исчезнут, рассосавшись столь же безболезненно и быстро, как уксус залечивает укус скорпиона.
Эхомба стал сопротивляться. Он вызвал в памяти ярчайшие образы Мираньи и детей, подробные до мельчайшей детали. Он вспомнил время, когда рыбачил в ручье, который в деревне использовался как источник пресной воды, и наступил на колючего моллюска. Воспоминание о той боли ослабило действие назойливой пыли, но лишь на краткий миг. Он припомнил особенности споров, что вел со старейшинами деревни, и собственные ссоры с женой, и день, когда они отмечали восьмидесятилетие его матери и пошел проливной дождь. Он восстановил в памяти день за днем все свое путешествие до прихода сюда, каждую мелочь, каждое ощущение…