Кони скакали мимо крестьянских телег, везущих товары на базар, обгоняли медлительные повозки с большими колесами, груженные дровами или распиленными бревнами. Кузнецы поворачивали законченные лица и глядели на господина сквозь сажу и искры своих горнов, а кормящие матери отрывали взгляды от младенцев и кланялись как можно ниже.
Колесница летела по суетливому городу, сверкающим видением карминного великолепия, равно озаряя и богатых, и нищих, пока наконец не достигла гавани. Химнет приказал возничему въехать на один из главных волнорезов, каменная поверхность которого была ровно покрыта коралловым цементом. Рыбаки, починяющие сети, и подростки, помогающие потрошить улов, кинулись врассыпную от надвигающихся подков. Сшибленные ведра и корзины покатились в стороны, их хозяева, избежав смертельной опасности, бросились подбирать рассыпавшийся улов.
В гавани клиперы с высокими мачтами и низкие «купцы» соперничали из?за места у причала с обтекаемыми речными суденышками и ленивыми баржами. Тут, где Эль?Ларимар встречался с морем, кипение жизни никогда не затихало.
В гавани клиперы с высокими мачтами и низкие «купцы» соперничали из?за места у причала с обтекаемыми речными суденышками и ленивыми баржами. Тут, где Эль?Ларимар встречался с морем, кипение жизни никогда не затихало. Чайки, бакланы и дракончики?нырки нападали на стоических пеликанов, ударяя их в отвисшие зобы, чтобы похитить улов. Если не брать в расчет неистребимый запах рыбы, Химнет всегда с удовольствием приезжал на дальний конец большого каменного волнолома. Отсюда ему была видна значительная часть его королевства.
Огромный город раскинулся на северо?восток, остановившись у гигантской стены Мотопс. Две тысячи лет назад ее воздвигли народы, населявшие центральные долины и равнины, чтобы защититься от кровожадных набегов варваров, кочевавших на крайнем юге. Уже давным?давно Эль?Ларимар продвинулся далеко на юг за пределы своего каменного заслона, но стена осталась — слишком большая, чтобы не обращать на нее внимание, и слишком крепкая, чтобы ее срыть.
На севере город карабкался на высокие холмы, благоухающие дубом и кедром, покрытые виноградниками и цитрусовыми рощами. На востоке неприступный вал вздымающихся ввысь Карридгианских гор отделял город от остального королевства, издревле создавал естественное препятствие как для захватчиков, так и для торговли.
Под правлением Химнета королевство процветало. Отдаленные вотчины платили Эль?Ларимару дань, вечно боясь навлечь на себя гнев его сеньора и господина. А теперь, после многих лет поисков и расспросов, ему принадлежала самая красивая женщина в мире. Впрочем, пока еще не совсем, признался себе Химнет. Ничего, время сломит ее сопротивление, а страстные мольбы преодолеют ее неприязнь.
В отличие от промысловиков, нанимавших лодки с командами, чтобы бороздить богатые рыбой воды за Эль?ларимарскими рифами, рыбаки?одиночки зачастую занимали места вдоль волнореза и забрасывали леску в сине?зеленое море в надежде выудить что?нибудь на ужин, а если не повезет, то хотя бы отдохнуть. Когда подъехал Химнет, все они поднялись и преклонили колени. Все — кроме одного.
Правитель помельче не придал бы значения подобной оплошности…
Сходя с колесницы Химнет приказал своему генералу оставаться на месте, чтобы сдерживать все еще разгоряченных жеребцов. В ореоле пурпура и великолепия, с развевающимся за спиной королевским плащом, он прошествовал к северной стороне волнореза, дабы посмотреть в лицо нерадивому. Перегриф наблюдал за господином с бесстрастным лицом.
Другие рыболовы при его приближении отступали к краю волнореза, прижимая к себе детей и стараясь сделаться как можно незаметнее. Меньше всего им хотелось привлечь внимание властителя. Это естественно, думал Химнет. Понятно, что простых людей смущает и даже немного пугает величие его присутствия. Так и должно быть. Это значительно упрощает рутину правления.
Именно поэтому он тратил время на то, чтобы потолковать с единственным непокорным, который не отозвался на его прибытие соответствующим изъявлением почтения.
Мужчина с заросшими щетиной щеками был одет в длинный комбинезон из какой?то грубой, кое?как сшитой материи. Рубаха с длинными рукавами была засалена, а ладони покрыты рыбьей кровью Он сидел на краю волнореза лицом к морю, держа в руке длинное удилище, а рядом с ним стояли два ведерка. В одном содержалась наживка, в другом — рыба. Ведерко с наживкой было полнее второго. Рядом сидел взъерошенный мальчик лет, наверное, шести, с удочкой покороче. Он украдкой поглядывал на властную фигуру, которая теперь уже высилась за его и отцовской спинами. Рыбак же с отсутствующим выражением лица не обращал внимания ни на того, ни на другого.
— Похоже, рыба проявляет к тебе так же мало почтения, как ты ко мне.
Мужчина не шевельнулся.
— Утро так себе, да и пришли мы поздно.
Ни почтительного обращения, ни титула, ни «доброе утро, господин»… По неторопливому, но умелому обращению мужчины с удочкой Химнет определил, что тот не слепой.
А его ответ показывает, что и не глухой.
— Ты знаешь меня.
Мужчина слегка шевельнул удилищем, чтобы привлечь к наживке внимание какой?нибудь наблюдательной рыбы.