— Джулиан…
И тут все приходит в движение. Они врываются в дверь, вламываются сквозь стены, орут, кричат, вопят… Полицейские и регуляторы в серой униформе и в противогазах. Один хватает меня, второй стаскивает с койки Джулиана. Он проснулся и зовет меня, но я не слышу его из-за шума и грохота, из-за крика, может быть моего собственного. Я хватаю рюкзак и бью им регулятора, но все бесполезно — еще три регулятора приближаются ко мне по узким проходам между койками. Я вспоминаю о пистолете, оставшемся в ванной комнате, от которого теперь тоже никакой пользы. Кто-то тащит меня за шиворот, ворот толстовки сдавливает мне горло. Еще один регулятор выворачивает мне руки за спину, надевает наручники и толкает в спину. Меня волокут по коридору и выталкивают на залитый солнечным светом порог. Перед Убежищем полицейские и спецназовцы, все вооружены и в противогазах. Стоят молча и ждут.
Западня. Это слово проникает в мое сознание сквозь панику. Западня.
— Мы взяли их,- рапортует кто-то по рации.
С этой секунды воздух начинает вибрировать от самых разнообразных звуков: люди кричат что-то друг другу и жестикулируют; два полицейских офицера заводят мотоциклы, повсюду распространяется вонь выхлопных газов; вокруг трещат на разный лад переносные рации.
— Десять-четыре, десять-четыре. Мы их взяли.
— Двадцать миль от регулируемой территории… похоже на какое-то укрытие.
— Взвод пятьсот четыре штабу…
Джулиан позади меня, его окружают четверо регуляторов, он тоже в наручниках.
Я слышу, как он зовет меня, я пытаюсь обернуться, но мой конвоир толкает меня в спину, и я с удивлением слышу искаженный противогазом женский голос:
— Не останавливайся.
Нас с Джулианом ведут по дороге вдоль каравана машин, здесь еще больше полицейских и спецназовцев. Некоторые из них полностью экипированы, но большинство в штатском, они стоят, облокотившись на свои машины, и лениво переговариваются. Меня тащат мимо, я сопротивляюсь, я ничего не вижу от ярости, я хочу плюнуть им в лицо, а они даже не смотрят в мою сторону. Для них это рутина. В конце дня они вернутся в свои правильные дома к своим правильным семьям и не вспомнят о девушке, которая кричала и брыкалась, когда ее тащили мимо них, скорее всего, чтобы убить.
Я вижу черную машину, узкое белое лицо Томаса Файнмэна, он бесстрастно смотрит на меня. Если бы я могла высвободить руку, то ударила бы его кулаком сквозь стекло. Осколки вонзились бы ему в лицо, и тогда я посмотрела бы, какой он бесстрастный.
— Эй! Эй! Эй! — Полицейский, который стоит дальше по дороге, машет нам рукой и указывает рацией на полицейский фургон.
На ярко-белом борту четко виден черный трафарет: «НЬЮ-ЙОРК, ДЕПАРТАМЕНТ КОРРЕКЦИИ, ИСПРАВЛЕНИЯ, ОЧИСТКИ».
В Портленде у нас была всего одна тюрьма — «Крипта». Там держали преступников и участников Сопротивления плюс психически ненормальных, большинство из которых потеряли рассудок после неудачной процедуры исцеления. В Нью-Йорке и его пригородах целая сеть тюрем, и название у этой сети такое же мерзкое, как у тюрьмы в Портленде,- «Крэпс».
— Сюда! Сюда! — Теперь уже другой полицейский машет в сторону другого фургона.
Возникает заминка. Вокруг движение и суета, такой неразберихи я даже во время рейдов не видела. Слишком много людей, слишком много машин на холостом ходу, рации трещат, люди переговариваются и перекрикиваются. Регулятор и спецназовец спорят о юрисдикции.
У меня раскалывается голова, солнце слепит глаза. Из-за выхлопов от металлической реки из машин и мотоциклов воздух мерцает, словно мираж в пустыне.
Внезапно меня охватывает паника. Я не знаю, где Джулиан. Его нет сзади, я не вижу его в толпе.
— Джулиан! — кричу я.
Ответа нет, только какой-то полицейский поворачивается на мой голос, качает головой и сплевывает коричневый сгусток слюны мне под ноги. Я снова пытаюсь вырваться из рук своей конвоирши, но она крепко держит меня за запястья, и чем яростней я вырываюсь, тем крепче ее хватка.
— Джулиан! Джулиан!
Ответа нет. Паника превращается в большой ком и застревает у меня в горле. Нет, нет, нет, нет. Я не хочу новой потери.
— Хватит, иди вперед.
Искаженный противогазом женский голос гонит меня дальше. Она толкает меня мимо вереницы ожидающих машин. Регулятор возле одной из машин быстро говорит что-то по рации, выясняет у начальства, кто должен меня забрать. Когда мы идем через толпу, он почти не смотрит на нас. Я продолжаю вырываться изо всех сил, хотя женщина держит меня так крепко, что резкая боль пронзает мои руки от кистей до плеч. И даже если мне удастся вырваться, я все равно в наручниках и вряд ли пробегу больше нескольких футов, прежде чем меня схватят.
Паника и уверенность нарастают. Я должна найти Джулиана. Должна его спасти.
А за всем этим все настойчивее звучат старые слова:
«Только не это, только не сейчас».
— Джулиан!
Я бью ногой назад и попадаю женщине по голени. Она чертыхается и на секунду ослабляет хватку, но потом так сильно задирает мои руки кверху, что я сгибаюсь пополам и не могу вдохнуть от боли.
А потом, когда я делаю шаг назад и, сдерживая слезы, ловлю ртом воздух, женщина наклоняется ко мне так, что маска противогаза стукается о мое ухо.