— Закрыта снаружи,- говорит Джулиан.
Ясно. Мы — пленники.
— Кто они? — спрашиваю я, хотя сама знаю ответ.
Нас наверняка захватили стервятники. То, что я видела в туннеле… Повешенный телохранитель, еще один убит ножом в спину… Такое могли сотворить только стервятники.
Джулиан отрицательно качает головой. Я замечаю, что шея у него тоже в синяках. Должно быть, они его душили. Пиджак Джулиана исчез, рубашка порвана. Вокруг ноздрей у него запеклась кровь, на рубашке пятна от капель крови. Но сам он на удивление спокоен — кружка в руке не дрожит.
Вот только в глазах, в этих невыносимо синих глазах отражается тревога и напряжение.
Вот только в глазах, в этих невыносимо синих глазах отражается тревога и напряжение.
Я тянусь за кружкой, но Джулиан в последний момент немного отводит руку в сторону.
— Я узнал тебя,- говорит он,- Я видел тебя на собрании. Ты потеряла перчатку.
— Ага,- говорю я и снова тянусь за кружкой.
Вода отдает болотом, но пить ее — настоящее наслаждение. Едва сделав первый глоток, я понимаю, что еще никогда в жизни так не хотела пить. Воды в кружке вряд ли хватит, чтобы утолить жажду. Я почти все выпиваю залпом, но успеваю подумать о том, что Джулиан, возможно, тоже хочет пить. Воды остается всего на полдюйма, и я предлагаю ее Джулиану.
— Можешь допивать,- говорит он, а я не настаиваю.
Пока пью, я чувствую на себе его взгляд, а когда отрываюсь от кружки, вижу, что он смотрит на треугольный шрам у меня на шее. Кажется, метка исцеленных его успокоила.
Поразительно, но рюкзак мой не тронули. По какой- то причине стервятники решили его мне оставить. Это обнадеживает. Они, конечно, жестокие и злобные, но практики в похищении людей у них маловато. Я достаю из рюкзака плитку гранолы, но, подумав, убираю обратно. Я пока не проголодалась, а сколько еще сидеть в этой крысиной норе, понятия не имею. Если можешь терпеть — терпи. Этому научила меня Дикая местность. Наступит момент, когда тебе трудно будет сохранять самоконтроль.
Все остальное — руководство «Ббс»; дурацкий зонтик Тэка; бутылка из-под воды, которую я выпила еще в автобусе по пути на Манхэттен; тюбик с тушью для ресниц, его, наверное, бросила в рюкзак Рейвэн,- абсолютно бесполезные вещи. Теперь понятно, почему они не стали забирать у меня рюкзак. Но я все равно аккуратно выкладываю все на свою койку, потом переворачиваю и трясу рюкзак, как будто оттуда может вдруг выпасть нож, отмычка или еще какое-нибудь средство к спасению.
Ничего. И все-таки должен быть какой-то выход.
Я встаю и, согнув левую руку, подхожу к двери. Боль в локте немного отпустила и превратилась в слабую пульсацию. Значит, кость не сломана. Еще один хороший знак.
Дергаю дверь. Заперта, как и сказал Джулиан, и к тому же она железная, замок не выломаешь. Внизу маленькая, как для котов, дверца. Я присаживаюсь на корточки и внимательно ее осматриваю. Судя по петлям, эта тоже открывается снаружи.
— Воду через нее дают,- говорит Джулиан,- И еду.
— Еду? — Я ушам своим не верю,- Они давали тебе еду?
— Немного хлеба. И еще немного орехов. Я все съел.- Джулиан отводит глаза.- Я не знал, когда ты придешь в себя.
— Все нормально,- Я встаю на ноги и начинаю обследовать стены в надежде обнаружить какую-нибудь трещину, щель, хоть что-то, что поможет нам выбраться на волю,- Я бы так же поступила.
Еда, вода, камера под землей. Таковы факты. То, что камера под землей, можно понять по плесени под потолком, такая же постоянно вырастала у нас в подземном убежище в хоумстиде.
Это означает, что мы похоронены.
Но если бы они хотели нас убить, уже давно бы убили. Факт.
И все-таки это не утешает. Если стервятники нас до сих пор не убили, это означает, что они планируют для нас что-то похуже смерти.
— Что ты помнишь? — спрашиваю я.
— Что?
— Что ты помнишь? Об атаке в начале митинга. Шум, запахи, как все происходило?
Я смотрю в глаза Джулиану, он не выдерживает и отворачивается. Естественно, его ведь столько лет дрессировали. Три правила безопасности: дистанция, уклонение от контакта, бесстрастие. Мне хочется напомнить ему о том, что в визуальном контакте с исцеленными нет ничего противозаконного, но как-то глупо рассуждать о том, что можно или нельзя, в таком месте.
Джулиан, наверное, не в состоянии признать то, что с ним происходит. Поэтому он такой спокойный.
Джулиан вздыхает и проводит рукой по волосам.
Поэтому он такой спокойный.
Джулиан вздыхает и проводит рукой по волосам.
— Я ничего не помню.
— А ты постарайся.
Джулиан встряхивает головой, как будто пытается восстановить память, снова облокачивается на стену и смотрит в потолок.
— На митинге появились заразные…
Когда он произносит слово «заразные», я непроизвольно морщусь. Мне приходится прикусить губу, чтобы не поправить его и не сказать, что это были стервятники, а никакие не заразные. Это не одно и то же.
— Продолжай.
Я иду по периметру камеры и ощупываю бетонные стены. Сама не знаю, что я надеюсь найти. Мы в ловушке — все ясно и понятно. Но у меня такое ощущение, что Джулиану будет легче рассказывать, если я не буду на него смотреть.
— Билл и Тони, это мои телохранители, схватили меня и потащили к входу в метро. Мы заранее спланировали этот путь отхода. На случай, если что-то пойдет не так. Мы должны были уходить по туннелям, а потом встретиться с отцом,- На слове «отец» Джулиан запинается, потом откашливается и продолжает: — В туннеле было темно. Тони пошел за фонариками. Он их заранее приготовил. Потом мы услышали… услышали, как он закричал, и — такой звук… треск, как орех раскололи.