Я закрываю глаза, делаю несколько глубоких вдохов, стараюсь пробиться сквозь реальность и снова погрузиться в сон.
— Ладно, Блу, уходи отсюда. Пора спать.
Я распахиваю глаза. В дверном проеме стоит девочка лет шести-семи и с интересом за мной наблюдает. Она худенькая и очень загорелая, на ней грязные джинсовые шорты и хлопчатобумажный свитер размеров на четырнадцать больше, чем надо, он такой большой, что падает у нее с плеч и обнажает острые лопатки. Волосы у нее светлые и сальные, они длинные, почти до пояса, а на ногах у нее ничего нет.
Рейвэн с тарелкой в руках пытается обойти девочку.
— Я не устала.
Девочка не отрывает от меня глаз, она прыгает с ноги на ногу, но в комнату пройти не решается. У нее глаза удивительного цвета, как ярко-синее небо.
— Не спорь,- говорит Рейвэн и на ходу легонько подталкивает девочку бедром,- Иди отсюда.
— Но…
— Блу, правило номер один? — уже строже спрашивает Рейвэн.
Блу кусает ноготь на большом пальце и бормочет:
— Слушать Рейвэн.
— Всегда слушать Рейвэн. А Рейвэн сказала тебе, что пора спать. Теперь давай отправляйся в постель.
Блу с разочарованным видом смотрит на меня в последний раз и убегает.
Рейвэн вздыхает и закатывает глаза, потом она придвигает к моей кровати стул и садится.
— Извини,- говорит она,- всем до смерти охота посмотреть на новенькую.
— Кому «всем»? — переспрашиваю я.
В горле у меня пересохло, сама я не могу встать с кровати и дойти до раковины, впрочем и так понятно, что воды в кране нет. В Дикой местности не может быть водопровода, все коммуникации разбомбили много лет назад во время блица.
— То есть я хотела спросить: сколько вас здесь?
Рейвэн пожимает плечами.
— Ну, знаешь, никогда нельзя сказать точно. Люди приходят и уходят, перемещаются между хоумстидами. Прямо сейчас нас здесь двадцать или около того, но в июне у нас тут бывает до сорока флоутеров, а зимой мы вообще закрываем этот хоумстид.
Я киваю, хотя все эти «хоумстиды» и «флоутеры» сбивают меня с толку. Алекс мне почти ничего не рассказывал о Дикой местности. На неконтролируемых территориях я была всего один раз, нам тогда удалось успешно пересечь границу и вернуться обратно. Это было до нашего большого побега.
«До нашего большого побега».
Я стискиваю кулаки так, что ногти впиваются мне в ладони.
Рейвэн пристально смотрит мне в глаза:
— С тобой все в порядке?
— Я бы воды попила,- отвечаю я.
— Вот, держи.
Рейвэн передает мне тарелку, на тарелке два маленьких круглых пирожка, они похожи на оладьи, только темные и более зернистые. Потом она берет с полки в углу мятую консервную банку, зачерпывает ею воду из одного из ведер под раковиной и приносит мне. Остается только надеяться, что это ведро не служит по совместительству как емкость для рвоты. Рейвэн замечает, что консервная банка вызывает у меня некоторое удивление.
— Тут со стаканами проблема,- объясняет она и добавляет: — Бомбардировки.
Рейвэн произносит это слово так обыденно, как домохозяйка — «грейпфрут» в продовольственном магазине. Как будто такое происходит в мире чуть ли не каждый день. Она снова садится и отбирает смуглыми пальцами несколько прядей своих длинных волос и начинает с задумчивым видом заплетать косичку.
Я подношу банку к губам, края у нее с зазубринами, так что пить приходится осторожно.
— Мы здесь умеем обходиться малым,- с гордостью в голосе говорит Рейвэн.- В ход идет все — отбросы, хлам, кости. Ты увидишь.
Я перевожу взгляд на тарелку, которая лежит у меня на коленях. Есть хочется, но слова «отбросы» и «кости» наводят на неприятные мысли.
Рейвэн смеется, видно, она поняла, о чем я думаю.
— Не волнуйся,- говорит она,- это съедобно. Немного орехов, немного муки, немного масла. Не самое вкусное, из того, что ты пробовала в своей жизни, но зато поможет встать на ноги. У нас припасы на исходе, не было недельной поставки. Знаешь, этот побег здорово по нам ударил.
— Мой побег?
Рейвэн кивает.
— Последнюю неделю заграждение держат под током, удвоили охрану,- Я открываю рот, чтобы как-то извиниться, но Рейвэн не дает мне сказать ни слова,- Все нормально.
Они так всегда делают после нарушения границы. Боятся, что начнутся волнения и люди хлынут в Дикую местность. Пройдет несколько дней, и они снова обленятся, тогда мы пополним свои запасы. А пока,- Рейвэн кивает в сторону тарелки,- орехи.
Я откусываю маленький кусочек от пирожка. Вообще- то вполне съедобно — теплый, похрустывает и чуть жирный, от него кончики пальцев становятся блестящими и скользкими. По мне, так гораздо вкуснее, чем бульон, и я говорю об этом Рейвэн.
Рейвэн довольна, она широко улыбается.
— Да, Рауч — наш шеф-повар, он может из ничего приготовить вкуснятину. Ну, не вкуснятину, а вполне хорошую еду.
— Рауч? Это его настоящее имя?
Рейвэн заканчивает плести косичку, перекидывает ее через плечо и начинает заплетать новую.
— Такое же настоящее, как и все другие,- говорит она,- Рауч в Дикой местности всю жизнь. Родился в одном из хоумстидов на юге, ближе к Делавэру. Там его так и назвали. Когда он здесь появился, он уже был Раучем.
— А Блу? — спрашиваю я.
Я доедаю первый пирожок до последней крошки, и меня не тошнит, но я не хочу искушать судьбу и ставлю тарелку со вторым пирожком на пол рядом с кроватью.