Или я просто проголодалась, устала, и мне надоело притворяться.
В общем, я решаю сказать ему правду.
— Послушай, я не та, за кого ты меня принимаешь.
Джулиан замирает, он лежит очень тихо и снова напоминает мне зверька… Как-то, после оттепели, мы с Брэмом нашли барахтающегося в яме с грязью маленького енота. Брэм хотел ему помочь, но, когда он подошел к яме, енот повел себя точно так же, как сейчас Джулиан,- он напрягся и замер, и в этом было больше энергии, чем в любой попытке оказать сопротивление.
— Все, что я тебе наговорила… О том, что росла в Куинсе и прочее… все это — неправда.
Когда-то я была на месте Джулиана. Тогда я стояла возле буйков, прилив срывал меня с места, и Алекс говорил почти те же слова: «Я не тот, за кого ты меня принимаешь».
Я до сих пор помню, как плыла обратно к берегу, это был самый тяжелый заплыв в моей жизни.
— Тебе не обязательно знать, кто я. И тебе не обязательно знать, откуда я. Лины Джонс не существует, ее история — фальшивка. И это тоже,- Я прикасаюсь пальцами к шее, к тому месту, где у меня вырезан шрам в форме треугольника,- Это тоже не настоящее.
Джулиан не произносит ни звука, но отодвигается от меня еще дальше, прислоняется спиной к стене и упирается ступнями и ладонями в пол, как будто готов в любой момент оттолкнуться и сорваться с места.
— Я понимаю, что сейчас ты не можешь мне доверять,- продолжаю я,- но все равно прошу — поверь. Если мы здесь останемся — нас убьют. Я могу вытащить нас отсюда. Но мне потребуется твоя помощь.
Это даже не утверждение, а вопрос, поэтому я замолкаю и жду, что скажет Джулиан.
В нашей камере надолго повисает тишина.
— Ты…- наконец говорит Джулиан.
Меня поражает злость в его голосе.
— Что? — переспрашиваю я.
— Ты,- повторяет он,- это все ты со мной сделала.
Сердце больно колотится в груди, на секунду мне кажется (я даже надеюсь на это), что у Джулиана случился припадок или он бредит и ему что-то мерещится.
— О чем ты?
— Ты и такие, как ты,- говорит Джулиан.
У меня появляется неприятный привкус во рту, я понимаю: Джулиан в полном сознании и прекрасно понимает, что говорит.
— Это все ваших рук дело.
— Нет,- говорю я и повторяю уже с нажимом: — Нет. Мы к этому не имеем отношения…
— Ты — заразная. Это ты хочешь сказать? Ты — разносчик инфекции.
Пальцы Джулиана отстукивают дробь по полу. Звук похож на дождь, и я понимаю, что он зол и, наверное, напуган. Последние слова он чуть ли не выплевывает мне в лицо:
— Ты больна.
— Нас здесь держат не такие, как я.
Темная сила закрадывается ко мне в мозг и пытается утащить ко дну, но я понимаю, что должна остановить это.
— Они не…
Я чуть не говорю: «Не люди».
— Они не заразные.
— Ты лжешь…- рычит Джулиан.
Вот оно — именно так, когда Брэм наклонился и попытался вытащить из ямы с жидкой грязью маленького енота, этот звереныш прыгнул и вцепился зубами ему в руку.
Тошнота подкатывает к горлу, я встаю на ноги и надеюсь, что Джулиан не видит, как меня тоже трясет от злости.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь. Ты ничего о нас не знаешь, и ты ничего не знаешь обо мне.
— Тогда расскажи,- говорит Джулиан, в его голосе чувствуется злость и холод, в каждом слове звучит издевка,- Когда ты подхватила эту заразу?
Я смеюсь, хотя ничего смешного тут нет. Мир перевернулся, моя жизнь разрублена надвое, существуют две Лины, старая и новая, они идут параллельными путями и уже никогда не станут одним целым. И еще я понимаю, что от Джулиана сейчас ждать нечего. Я была дурой, когда подумала, что он мне поможет. Он — зомби, тут Рейвэн права. А зомби делают то, на что запрограммированы, они ничего не видят вокруг, так и идут, как послушные бараны, до самой могилы.
Но я не такая. Я достаю из-под матраса нож, сажусь на койку и начинаю точить его о металлическую стойку. Мне доставляет удовольствие смотреть на то, как блестит его лезвие.
— Это неважно,- говорю я Джулиану,- Все это неважно.
— Как? — настаивает Джулиан,- Кто тебя заразил?
Черная пустота во мне вздрагивает и увеличивается в объеме еще на один дюйм.
— Иди ты к черту,- посылаю я Джулиана, но уже безразлично.
Я, не отрываясь, смотрю на лезвие ножа, оно сверкает, словно указывает путь из темноты на свет.
Тогда
На первой стоянке мы прожили четыре дня. В последний вечер, перед тем как снова двинуться на юг, Рейвэн отзывает меня в сторону и говорит:
— Время пришло.
Я все еще злюсь на нее за то, что она сказала мне возле капкана с зайцем, только злость теперь притупилась и превратилась в глухую обиду. Оказывается, она с самого начала все обо мне знала. У меня такое чувство, будто Рейвэн просунула руку внутрь меня и что-то там сломала.
— Время для чего? — спрашиваю я.
У меня за спиной горит небольшой костер. Блу, Сара и еще некоторые из наших спят под открытым небом, они похожи на клубок из одеял, голов, ног. Нам часто приходится так спать, чтобы сохранить тепло. Грэндпа жует остатки своего жевательного табака и время от времени сплевывает в костер, а костер отвечает ему зелеными вспышками. Остальные разошлись по палаткам.
Рейвэн одаривает меня слабой улыбкой.
— Время твоего исцеления.
Сердце подпрыгивает у меня в груди. Ночь стоит морозная, и дышать глубоко больно. Рейвэн уводит меня от стоянки футов на сто вдоль реки. Там берег отлогий и широкий, и в этом месте мы каждое утро долбим толстый лед, чтобы набрать воды.