— Вы его любовница? — спросил меня какой-то старик, когда мы вчера сидели на ступенях церкви и завтракали хлебом. Была ли издевка в его вопросе? Но старик вроде бы говорил серьезно.
— Это раб, которого хозяин освободил перед смертью, — ответила я. — Я веду его в Бристоль, откуда он отправится на корабле в свою родную Африку.
— Значит, вы возвращаетесь в Африку, — сказал старик, обращаясь к Пятнице.
— Он не умеет говорить, — ответила я. — Еще ребенком он потерял язык и общается только жестами. Жестами и действиями.
— Тебе будет что рассказать в Африке, не так ли? — сказал старик громче, словно мы были глухие. Пятница смотрел на него безучастно, но старика это не остановило. -Ты, конечно, многое повидал, — продолжал он, — большие города и корабли, громадные, словно замки. Вряд ли тебе поверят, когда ты расскажешь об этом.
— У него нет языка, он не умеет говорить ни на каком наречии, даже своем родном, — сказала я, надеясь, что этот назойливый тип от нас отстанет. Но он, очевидно, был туг на ухо.
— Так, значит, вы цыгане? — спросил он. — Вы и он — цыгане?
На мгновение я лишилась дара речи.
— Он был рабом, а теперь возвращается в Африку, — повторила я.
— Ага, — сказал он, — мы называем их цыганами, всех этих грязных бродяг, накликающих беду. — И он поднялся, опираясь на палку, посмотрел мне прямо в глаза, словно бросая вызов.
— Пойдем, Пятница, — прошептала я, и мы поспешили уйти.
Мне смешно вспоминать сейчас об этом приключении, но тогда мне было не до смеха. Прячась, как крот, в вашем доме, я быстро потеряла орехово-коричневый загар, который пристал ко мне на острове; однако верно, в пути мы почти не мылись и нас это нисколько не удручало. Я помню целый корабль, полный цыган, людей темных и подозрительных, прибывших на незнакомый континент в Баия из испанской Галиции[3]. Уже дважды нас с Пятницей называли цыганами. Что такое цыган? Что такое разбойник? Слова здесь, на Западе, приобретают какой-то новый смысл. А может, я, сама того не зная, превратилась в цыганку?
***
Вчера мы пришли в Бристоль и прямиком направились в порт, который Пятница, судя по всему, сразу узнал. Я останавливала каждого встречного матроса и спрашивала, не знает ли он о каком-нибудь корабле, готовящемся к отплытию на Восток или в Африку.
А может, я, сама того не зная, превратилась в цыганку?
***
Вчера мы пришли в Бристоль и прямиком направились в порт, который Пятница, судя по всему, сразу узнал. Я останавливала каждого встречного матроса и спрашивала, не знает ли он о каком-нибудь корабле, готовящемся к отплытию на Восток или в Африку. Наконец нам показали корабль Ост-Индской компании, направляющийся в Тринкомали [4]и на острова пряностей. Благодаря счастливой случайности как раз в этот момент рядом с ним бросил якорь лихтер, подплывший, чтобы загрузить его трюмы, и первый помощник сошел на берег. Извинившись за наш: неопрятный после долгого путешествия вид и заверив его, что мы не цыгане, я представила ему Пятницу как бывшего раба из Америки, теперь, к счастью, свободного, который хочет вернуться домой в Африку. К несчастью, продолжала я, Пятница не говорит ни по-английски, ни на каком другом языке, потому что работорговцы вырезали ему язык. Но он усердный и послушный парень, и ему не нужно ничего, кроме возможности отработать стоимость путешествия в Африку.
При этих словах помощник усмехнулся.
— Африка — громадный континент, мадам, он даже громаднее, чем я мог бы описать словами, — сказал он. — Знает ли ваш юноша, где он хотел бы сойти на берег? А то ведь можно сойти на берег в Африке и оказаться дальше от дома, чем отсюда до Московии.
Я постаралась рассеять его сомнения.
— Когда придет час, он узнает родные берега, — сказала я. — Чувство родных мест никогда не обманывает человека. Возьмете ли вы его?
— Плавал он когда-нибудь раньше? — спросил помощник капитана.
— Он плавал, однажды даже потерпел кораблекрушение, — ответила я. — Это опытный моряк.
Помощник согласился провести нас к капитану. Мы зашли в кофейню, где капитан сидел в обществе двух торговцев. Нам пришлось долго ждать, пока нас представили. Я снова изложила историю Пятницы и рассказала о его желании вернуться в родную Африку.
— Вы бывали в Африке, мадам? — спросил капитан.
— Нет, сэр, — ответила я, — но какое это имеет значение?
— Так, значит, вы не поедете с этим парнем?
— Нет.
— Тогда позвольте вам сказать вот что. Половина Африки — это пустыня, а другая половина — дышащие лихорадкой зловонные джунгли. Лучше бы вашему чернокожему оставаться в Англии. Но если он уж так туда стремится, я его возьму. — Мое сердце подпрыгнуло. — У вас есть его вольная грамота? — спросил он.
Я подала знак Пятнице (который во все время этого разговора стоял как истукан, ничего не понимая), что хочу открыть мешочек, висевший у него на шее, и показала капитану бумагу, подписанную именем Крузо, чем он, как мне показалось, остался удовлетворен.
Очень хорошо, — сказал он, запихивая бумагу себе в карман, — мы высадим его на африканский берег в том месте, где он укажет. А теперь прощайтесь, утром мы отплываем.
То ли манера капитана мне не понравилась, то ли обмен взглядами между капитаном и помощником, который я перехватила, не знаю, но только мне внезапно стало ясно, что все не так, как мне сначала показалось.