Можем ли мы быть уверены, что мистер Фо, хозяин этого дома, которого ты никогда не видел и кому я поведала историю нашего острова, не скрылся еще несколько недель назад в своей тайной норе в Шордиче? Если да, то о нас никто никогда не узнает. Не обращая на нас внимания, его дом продадут для уплаты долгов. Не будет больше никакого сада. Ты никогда не увидишь Африку. Вернутся зимние холода, и тебе придется примириться с обувью. Найдется ли в Англии сапожная колодка размера твоей ноги?
Тогда мне самой придется взвалить на себя груз сочинения нашей истории. Но что же я напишу? Ты знаешь, какой на самом деле унылой была жизнь у нас на острове. Мы не знали опасностей, не встречали хищников, ни даже змей. Еда была в изобилии, ласково светило солнце. На наших берегах не высаживались пираты, грабители, людоеды — кроме тебя, если, конечно, тебя можно назвать людоедом. Действительно ли верил Крузо, спрашиваю я себя, что в детстве ты был людоедом? Быть может, в глубине его души таился страх, что однажды к тебе вернется жажда отведать запретного и ты ночью перережешь ему горло, зажаришь его печень и съешь ее? Быть может, все эти его разговоры о людоедах, плавающих с острова на остров в поисках мяса, служили предупреждением, скрытым предупреждением, обращенным к тебе? Замирало ли сердце Крузо, когда ты обнажал свои прекрасные белые зубы? Как бы я хотела, чтобы ты мне ответил!
Однако, говоря по чести, я думаю, что ответ на эти вопросы должен быть отрицательным.
Наверняка Крузо по-своему остро ощущал тоску островного существования, как — по-своему — ощущала ее я и ты тоже, и выдумал историю про странствующих людоедов, чтобы подстегнуть свою же бдительность. Потому что опасность жизни на острове, опасность, о которой Крузо не проронил в разговоре со мной ни слова, именно и состояла в вечной спячке. Как легко было все дальше и дальше растягивать на дневное время часы сна, пока наконец мы бы не умерли от голода в его объятиях (я имею в виду себя и Крузо, но разве сонная болезнь не является одним из бичей Африки). Разве не говорит о многом тот факт; что единственным предметом мебели, который изготовил твой хозяин, была кровать? А ведь все было бы иначе, если бы он сделал стол и стул и употребил бы всю свою изобретательность для изготовления чернил и дощечек для письма и день за днем вел подлинный журнал, который мы могли бы привезти в Англию и продать книготорговцам, избавив себя от всяких осложнений с мистером Фо!
Увы, Пятница, мы никогда не сколотим себе состояния, будучи или оставаясь лишь теми, кто мы есть. Ты только подумай, какое зрелище мы собой представляем: твой хозяин и ты трудитесь на террасах, а я сижу над обрывом и высматриваю парус на горизонте. Кто захочет читать про то, что некогда на скалах посреди моря жили-были два безнадежно скучных человека, которые все свое время посвятили выкапыванию из земли камней? Что до меня и моей мольбы о спасении, то мольбы очень быстро приедаются. Начинаешь понимать, почему мистер Фо навострил уши, услышав слово «людоед», почему ему так хочется, чтобы у Крузо был мушкет и сундучок с плотницкими инструментами. Без сомнения, он предпочел бы, чтобы Крузо был помоложе, а его сердце пылало бы ко мне страстью.
Однако уже поздно, и мне надо еще многое успеть до наступления ночи. Вероятно, мы с тобой одни в Англии, у которых нет лампы или свечи. Странной жизнью живем мы с тобой. Уверяй тебя. Пятница, англичане так не живут Они не едят морковь утром, днем и вечером, не прячутся, как кроты, и не ложатся спать с заходом солнца. Но дай нам только разбогатеть, и я покажу тебе, как может отличаться жизнь в Англии от жизни на скале, торчащей посреди океана. Завтра, Пятница, завтра я сама сяду писать свой рассказ, пока не пришли приставы и не вышвырнули нас на улицу, тогда у нас не останется не только ночлега, но и моркови, чтобы утолить голод.
И все же вопреки всему, что я говорю, история нашей жизни на острове вовсе не была такой уж тоскливой и не сводилась к одному только ожиданию. Были в ней и мистические черточки, не так ли?
Во-первых, террасы. Сколько камней перетаскали вы со своим хозяином? Десять тысяч? Сто тысяч? На острове, где не было семян, вы могли с таким же успехом поливать камни в ожидании, что они дадут ростки. Если твой хозяин действительно хотел стать колонистом и оставить после себя колонию, то не поступил бы он более мудро (да позволено мне будет сказать такое), бросив свое семя в единственное лоно, которое было на острове? Чем дальше отдаляюсь я от его террас, тем менее кажутся они мне полями земледельца и все более — надгробиями, теми самыми надгробиями, какие возводили себе посреди пустыни египетские фараоны и во имя сооружения которых столько рабов отдали свои жизни. Приходило ли тебе в голову подобное сравнение, или же легенды о египетских фараонах не достигли твоей африканской родины? Во-вторых (я продолжаю перечислять загадочные обстоятельства нашей жизни), каким образом ты лишился языка? Твой хозяин говорил, что его отрезали работорговцы, но я никогда ни о чем подобном не слышала и никогда во всей Бразилии не видела раба с отрезанным языком. А может быть, твой хозяин сделал это сам, а вину взвалил на работорговцев? Если так, то это преступление необъяснимое, это все равно что убить первого встречного, чтобы он никому не рассказал, кто его убил. И каким образом сделал это твой хозяин? Уж конечно, ни один раб не будет покорно подставлять свое тело для поругания. Может быть, Крузо связал тебе руки и ноги, разжал твои зубы деревяшкой, а затем отрезал язык? Именно так все и было? Вспомним, что нож был единственным орудием, которое спас Крузо после кораблекрушения.