— Что с тобой, дитя мое? — сказала я, пытаясь высвободиться из ее рук.
— Вы меня не узнаёте, вы меня не узнаёте! — восклицала она.
— Верно, я тебя не узнаю, но я знаю твое имя, ты мне сказала, Сьюзэн Бартон, точно такое же, как у меня.
От этих слов она еще пуще разрыдалась.
— Вы меня забыли!
— Я тебя не могла забыть, потому что никогда тебя не знала. Но теперь вставай и вытри слезы.
Она позволила мне ее поднять, взяла мой платок, вытерла глаза и высморкалась. Я подумала: что за плаксивая дуреха!
— Теперь скажи мне, — молвила я, — откуда ты знаешь мое имя? (Дело в том, что мистеру Саммерсу я представилась просто как новая домоправительница; никто в Ньюингтоне не знает, как меня зовут.)
— Я следовала за вами повсюду, — сказала девочка.
— Повсюду? — спросила я, улыбнувшись.
— Повсюду, — ответила она.
— Я знаю такое место, где ты не могла быть, — сказала я.
— Я следовала за вами повсюду, — настаивала ока.
— Вы плавала со мной через океан? — спросила я.
— Я знаю про остров, — сказала она. Это прозвучало как пощечина.
— Ты ничего не знаешь про остров, — отрезала я.
— И про Баия я знаю. Я знаю, что вы искали меня.
Этими словами она выдала источник всех своих сведений. Сгорая от возмущения ею и вами, я повернулась на пятках и захлопнула за собой дверь. Еще час простояла она на своем посту и исчезла, когда наступил вечер.
Кто она такая и зачем вы ее ко мне подсылаете? Может, вы подаете знак, что живы? Она не моя дочь. Вы думаете, что женщины бросают детей и забывают их, как змеи, откладывающие яйца? Только мужчине могла прийти в голову такая глупость. Если вы хотите, чтобы я освободила дом, только скажите, и я тотчас исчезну. Зачем посылать ребенка в старушечьем платье, ребенка с круглым личиком, крошечным круглым ртом и историей о пропавшей матери? Скорее уж это ваша дочь, нежели моя.
***
Пивовар. Она утверждает, что ее отец был пивовар. Что она родилась в Дептфорде в мае 1702 года. Что я ее мать. Мы сидим в вашей гостиной, и я пытаюсь ей объяснить, что никогда не жила в Дептфорде, никогда не знала никакого пивовара; верно, дочь у меня есть, но она пропала, и это не она. Она ласково качает головой и снова начинает рассказ про пивовара Джорджа Льюиса, моего мужа.
— Значит, твое имя Льюис, если так звали твоего отца, — прерываю я ее.
— Может быть, это мое законное имя, но по-настоящему это не мое имя, — говорит она.
— Если уж говорить о настоящих именах, — говорю я, — то и меня тогда зовут не Бартон.
— Я не это имела в виду, — отвечает она.
— А что же?
— Я говорю о наших настоящих именах, подлинных именах, — отвечает она.
Она возвращается к рассказу про пивовара. Пивовар шляется по игорным домам и теряет все до последнего пенни. Он занимает деньги и снова проигрывается вчистую. Чтобы скрыться от кредиторов, он удирает из Англии и нанимается гренадером в Нидерландах, где, по слухам, вскоре и погибает. Я осталась нищая, одна с дочерью на руках. У меня есть служанка по имени Эми или Эмми. Эми или Эмми спрашивает мою дочь, кем она хочет быть, когда вырастет (это самое раннее ее воспоминание). Она с детской непосредственностью отвечает, что хочет стать образованной женщиной. Эми или Эмми смеется: попомни мои слова, говорит Эми, в один прекрасный день мы все втроем будем служанками.
— У меня никогда не было служанки по имени Эми, Эмми или как-то там еще, — говорю я. (Пятница — раб Крузо, не мой, а теперь он свободный человек. Его даже нельзя назвать слугой, настолько праздная у него жизнь.) -Ты меня с кем-то путаешь.
Она улыбается и отрицательно мотает головой.
— Вот знак, по которому можно узнать родную мать, — говорит она, подается вперед и кладет свою руку рядом с моей. — Смотрите, — говорит она, — у нас одинаковая рука. Одинаковая рука и одни и те же глаза.
Я внимательно разглядывала кисти наших рук. Моя — длинная, у нее — короткая. У нее пухлые несформировавшиеся пальцы ребенка. У нее серые глаза, у меня — карие. Что же это за существо, не способное воспринимать очевидные сигналы органов чувств?
— Тебя послал сюда мужчина? — спрашиваю я. — Джентльмен среднего роста с родинкой на подбородке, вот здесь?
— Нет, — говорит она.
— Я тебе не верю, — говорю я. — Я верю, что тебя сюда подослали, а теперь я прогоняю тебя. Я прошу тебя уйти и больше меня не беспокоить.
Она покачивает головой и вцепляется в рукоятку кресла. Былое спокойствие мигом улетучивается.
— Меня нельзя прогонять! — цедит она сквозь стиснутые зубы.
Очень хорошо, — отвечаю я, — если ты хочешь остаться, оставайся. — Я выхожу, запираю за собой дверь и кладу ключ в карман.
В коридоре я сталкиваюсь с Пятницей, он прячется в углу (он всегда предпочитает углы и не доверяет открытому пространству).
— Ничего, Пятница, — говорю я ему.
— Это бедная безумная девочка, она будет жить с нами. В доме мистера Фо много места. Пока наша компания состоит из жертвы бунта на корабле, немого раба и безумной девочки. В нашем зверинце остается еще
место для прокаженных, акробатов, пиратов и шлюх. Однако не обращай на меня внимания. Отправляйся-ка к себе и ложись спать.
С этими словами я прохожу дальше.
Я разговариваю с Пятницей, как одинокие старухи разговаривают с котами, пока не превратились еще в ведьм, боящихся показаться на улице.