Ни дней, ни ночей, ни зим, ни лет не было для него — вездесущего и всемогущего, отвергающего копящуюся усталь и идущего напролом. Век за веком! Год за годом! И повсюду он находил богоборцев, пытающихся — не из себя и ближних своих, но из других — создать нового, более совершенного человека, построить общество лучше прежнего. Одни верили в эти стремления свои и внутри себя, потаенно, для других они были лишь прикрытием в восхождении над толпою, над быдлом. Они были готовы драться насмерть и меж собою за право вести двуногих оцепенелых на скотобойни. И они жаждали, страстно алкали превозмочь, превзойти Бога, оставаясь жалкими и жуткими нелюдями.
Когда безудержный вихрь бросил его в знойные пески, Иван подумал на миг — все, это предел, это уже не история, а предыстория.
.. И пора обратно. Но пески обернулись оазисами, скрывавшими огромные пирамиды, не те, что сохранились до его времен, но прежние, еще более великие и непомерные.
Как и тогда, в России, когда лежал ничком в густой траве, он вдруг ощутил сомнения. Слаб человек! Пройдя сквозь все земные бури, он не ожесточился сердцем… но он устал. Устал биться с нечистью. Ибо она была тысячеглава.
Горячее молодое солнце! Иван сидел, прислонившись спиной к древу. И ему хотелось просидеть вот так весь остаток своей не такой уж и длинной теперь жизни. Он хотел покоя. Но он знал, что еще не завершен путь его.
Он знал, что надо идти туда. К этим пирамидам.
И он пошел — шаг за шагом, метр за метром, преодолевая раскаленные пески, не прячась от солнца. И такой путь был для него покоем, был отдыхом. Он мог проникнуть внутрь исполинского сооружения мгновенно. Но он хотел войти туда, как входили простые смертные, ведомые на заклание.
И он вошел, обойдя все преграды и избегая ловушки. Он долго шел по вздымающимся ярус за ярусом лабиринтам. И он вышел к сырым и тесным клетям, в которых стонали, ползали, корчились сотни, тысячи людей. Иван вспомнил подземные секретные лаборатории и вольеры под Москвой, мутантов и гибридов… Вот он исток! Он знал это, но не хотел видеть, не желал верить в это! Жрецы! Они еще до начала времен выращивали из людей обычных нечто порожденное их воображением. Вот они самые первые перво?зурги.
— Кто ты? — спросил Иван у странного существа, с человеческим телом и головой шакала.
Существо зарычало, залаяло на Ивана, забилось в угол. Оно совсем не походило на величественного Анубиса с египетских фресок. Но поражало другое, как жрецам удалось срастить несращиваемое?! Изверги! Иван видел искалеченные, измученные, кровоточащие обрубки тел человеческих… и понимал, они не щадили материала, не жалели биомассы. Они творили! Они казались себе богами!
Он шел мимо клетей, чуть прикрытых деревянными решетками и видел уродливых, жалких, немощных и полуумирающих сетов, горов, тотов, сехметов, амонов ихнумов с бараньими головами, аписов, и еще анубисов, он встретил даже лежащего и чуть дышащего Себека — человекокроко?дила. И он убеждался, жрецы выращивали человекобогов, по своим болезненным и неуемным фантазиям, они воплощали… Они воплощали несуществующее! Вот где таились истоки Пристанища! Пирамида не имела ни конца ни края. Не было числа и счета мученикам?гибридам, умиравшим в ней. Но жрецы?боги, видимо, верили, что из неисчислимого множества сочлененных ими тел выживут единицы. И дадут жизнь новой расе. Да! Так оно и было, умирали десятки тысяч. Но некоторые выживали. И их вели в кумирни.
Иван мог одним взмахом руки пресечь чудовищные мучения несчастных. Но он молча шел вперед. Он знал — это еще не все. И это не творения самих жрецов, это набивают себе руку ученики, подмастерья.
— Зачем ты дался им?! — спросил Иван у болезненно?желтого негра, чья голова была пришита к туловищу истощенной, волочащей задние ноги мохнатой свиньи.
Тот поглядел на незнакомца оплывшими блеклыми глазами. Не ответил. А лишь попросил на каком?то странном диалекте семитского наречья:
— Убей меня! Всеми богами молю, убей!
Иван коснулся лба несчастного кончиками пальцев. И тот отдал концы — лишенный жрецами?магами тела, лишенный души.
Троих учеников с бритыми головами, копошившихся в одной из клетей с истошно визжавшей женщиной, почти девочкой, Иван отправил следом за их жертвою, упокоившимся негром.
Он шед дальше. И проходы становились шире. Клети теперь тянулись по обе стороны от каменного желоба. По левую руку сидели только светлокожие рабы?жертвы, по правую — курчавые, темнолицые с расплющенными природой носами, негры. Но они были сходны в одном: и слева, и справа выли, причитали, бросались на деревянные решетки, скалили зубы, мычали, исходя пеной… Безумцы! В клетях сидели больные духом люди двух рас.
.. Безумцы! В клетях сидели больные духом люди двух рас. С ними бесполезно было разговаривать.
Но бритоголовый и высохший как мумия жрец с огромной золотой бляхой на голой груди сам выскочил из?за поворота на Ивана. Он шел с чадящим светильником. Иван выбил лампу из руки выродка. Ухватил его за локоть, так, что затрещала кость. Жрец сразу утратил важность и надменность. Он был готов ответить на любые вопросы.