— Кеша, — позвал Иван, — видишь? Давай вперед с Харом, надо разминировать, ты у нас мастак по этому делу!
Иннокентий Булыгин приободрился, повеселел. Он любил работу работать, особенно если она была рисковой.
— Я пойду следом. Светлана с Глебом прикроют нас с корабля.
Глеб заерзал, хмуро сдвинул брови к переносице.
— Я тоже пойду, — сказал он.
Но Иван покачал головой — они забыли, что его приказы не обсуждаются. И тут же поймал себя на внезапной мысли: а считают ли они вообще его, Ивана, Верховным… а может, нет?! Надо было бы просто спросить. Но не сейчас, в следующий раз.
Кеша был спор на сборы. Не прошло и пяти минут, как черный бутон малого бота ушел вниз.
А Иван рылся в торбе. Сейчас ему мог пригодиться шнур?поисковик и, разумеется, яйцо?превращатель. Остальное брать не стоит. Рукоять меча на руке. Десантный боевой лучемет за плечом, пара парализаторов, сигма?скальпель, с десяток сигма?фанат с грецкий орех величиной, но обладающих огромной убойной силой… и, пожалуй, хватит! Ежели понадобятся, Светлана пришлет пару киберов с носилками. Лучше бы не понадобилось!
А внизу грохотало и гремело. Кеша не мог без шума и фейерверков.
— Как там рогатые? — спросил Иван у Светланы. Она теперь сидела в мыслеуправляющем кресле звездолета.
— Не видно что?то, — ответила она спокойно, — две гадины в восемнадцати километрах на север и около сотни контейнеров с биомассой на запасных путях гравидороги. Еще, правда, на нижнем уровне около тысячи голых. Прорубают дыру вниз. Но там уже другая полость, соединений нет.
Иван невольно отметил, с какой легкостью она перестала называть людей людьми. Голые! Ну что ж, и так бывает. Сейчас не время языковедческие дискуссии разводить.
— Я скоро вернусь, — сказал он с улыбкой, склонился над ней, поцеловал в щеку. И тут же поправился: — Мы скоро вернемся. Не грусти!
Проход Кеша очистил на славу. Иван нагнал Булыгина с Харом почти у самого входа в ремонтно?складской сектор. Он шел, поминая добрым словом мальчишку Сигурда, тот пронес тело Гуга, не зацепив ни единой мины, преодолевая все завалы и ловушки, а это означало только одно, Гуг доверял ему больше, чем Иван — почему? а потому, что он предвидел и такой вариант. Ну, Гуг, ну, сукин сын! Впрочем, с ним все ясно. А вот .где сам Сигурд? И снова на мгновение перед глазами стемнело. И привиделись Ивану залы, огромные залы, что остались в окраинных толщах не разрушенного глубинным ударом материка — обломка Антарктиды. И лежащий на смертном ложе Сигурд. И иглы, вонзенные в него, иглы, через которые исходит кровь, исходит жизнь. Он умер там! Его убили! Иван зажмурился, встряхнул головой. Откуда эти видения? Откуда это знание?! Не в первый раз ему открывается сокрытое временем и расстояниями. Это дар. Обретенный дар! Господи, Ты ведь не обещал сил иных кроме Веры и Духа. Так откуда же… Иван снова тряхнул головой. Это и не силы никакие, это просто Просветление. И он приобщается к миру просветленных, которым открыто прошлое и будущее, для которых нет ни километров, ни верст, ни миль.
Но он не стал предаваться раздумиям. Вперед! Ему надо в срок пройти все круги очищения. А там видно будет.
-Вот он, родимый! — просипел Кеша, вводя Ивана в камеру с низкими бетонными потолками. — Живого места нет!
Кеша был прав. Гуг лежал под прозрачной крышкой анабиосаркофага в чем мать родила.
Но узнать его сумел бы только близкий человек. На огромном богатырском теле не было живого места: вывернутые перебитые в суставах руки и ноги, разорванная грудь, рубцы, раны, дыры, вывороченные внутренности… и все это венчала изуродованная голова с раздробленной челюстью и пробитым, передавленным черепом. Ножного биопротеза вообще не было — видно, его оторвало при ударе о землю, а Сигурд не стал подбирать эту уже ненужную деталь. И какого черта Гуга Хлодрика вынесло из бункера управления, какого дьявола бросило в бой, самый лютый бой всей этой быстролетной Европейской войны?! Иван стоял мрачный и растерянный. Кеша вообще старался не смотреть на израненное тело. Он?то знал, что после Параданга Буйный повсюду искал смерти… ну что ж, вот он ее и нашел. Надо было раньше придти сюда. Раньше, когда они еще стояли у кормила власти! Но ведь именно тогда полезли эти проклятые рогатые выползни, изо всех щелей полезли — и жизнь превратилась в ад! Про Гуга Хлодрика просто все позабыли! Другой бы не вынес и десятой доли того, что обрушилось на старого викинга, Сигурд рассказал, как было дело. Бронеход с Гугом сбили на огромной высоте, они попали в перекрестие четверного базового боя, профессионалы называли его романтично и красиво — «дыхание ночи». Машину разорвало в клочья, разметало надо всей землей, и после этого Гуг еще рухнул вниз, прямо в воронку, в ад и кошмар свирепого, непрекращающегося боя… может, это и спасло его? может, его изувеченное тело подхватила встречная взрывная волна, не дала разбиться о вывороченный бетон?! Кто его знает! Во всяком случае, когда Сигурд замораживал Гуга, в его огромном и могучем теле еще теплился крохотный, еле заметный огонечек жизни. Но сейчас… Иван не знал, что делать. Ведь яйцо срабатывает не сразу. И если они пробудят Гуга, разморозят его, а он умрет… и не останется ни крохи жизни, ни огонечка?
Оборотень Хар тихо поскуливал и с опаской, недоверием поглядывал на другой саркофаг, стоящий в углу камеры. Там лежала Ливадия Бэкфайер, она же Лива Стрекоза, беглая каторжница, ведьма… черная ведьма и последняя, самая большая любовь Гуга Хлодрика.