Он отдыхал.
— О нет! — услышал я, как воскликнула Булочка.
Я повернулся, чтобы взглянуть на постель Раздвоенной Бороды. Ивар снял с шеи серебряную цепь — символ власти Гурта, правителя Кассау, завел руки Булочки за спину и ловко замотал их цепью. Она сидела на мехах, левая лодыжка прикована к бревну в ногах постели, а руки стянуты за спиной цепью, которая когда-то служила символом власти ее отца.
Она со страхом посмотрела на Раздвоенную Бороду. Он бросил Булочку на спину.
— Не забывай о Гунхильде, — заныла другая рабыня, прижимаясь губами к плечу Раздвоенной Бороды.
Я услышал, как зазвенела ее цепь.
Мужчин-рабов приковывали на ночь в сараях босков; рабыни оставались в зале для того, чтобы услаждать свободных мужчин, которые часто менялись партнершами. Тот, кто развлекался с рабыней последним, должен был пристегнуть ее наручниками к постели.
Я слышал стоны удовольствия.
И бросил взгляд на Тири, стоящую на коленях возле моей скамьи. Она со страхом смотрела на меня. Красивая девушка, изящная и чувственная. В блестящих глазах светится ум. Железный ошейник чернеет на шее.
— Беги к постели, рабыня, — резко приказал я.
Тири вскочила на ноги и, заливаясь слезами, бросилась к моей постели.
Она улеглась и подобрала под себя ноги.
— Лодыжку, — приказал я.
Я смотрел на нее. Она не спускала с меня глаз, в которых плескался страх. Ее маленькое изящное тело белым пятном выделялось на красно-черных мягких мехах. Девушка дрожала.
— Лодыжку, — повторил я.
Она подставила изящную ножку.
Я приковал ее к постели, а потом улегся рядом.
Глава 7. КУРИЯ
Следующие пять дней я провел за весьма приятными занятиями.
По утрам под присмотром Оттара я учился искусству обращения с боевым топором.
Лезвие глубоко входило в дерево шеста.
— Старайся, чтобы при ударе работали мышцы спины, — смеялся Оттар. — Тогда у тебя получится.
Воины закричали от удовольствия, когда я одним ударом перерубил шест.
Тири и другие рабыни радостно подпрыгивали и хлопали в ладоши.
Какими полными жизни они казались! Как и положено рабыням, у них были распущены волосы. Глаза девушек сияли; щеки раскраснелись; каждый дюйм их тела казался удивительно живым и красивым.
Глаза девушек сияли; щеки раскраснелись; каждый дюйм их тела казался удивительно живым и красивым. Какими не реально женственными они были, какими непосредственными и восхитительными, какими свежими и свободными, какими открытыми в своих чувствах; они ходили, стояли и даже смеялись, как женщины. Им не позволяли иметь гордость, но радоваться они могли.
Только тонкие шерстяные туники с разрезом до самой талии скрывали красоту их тел.
— Еще! Еще! Пожалуйста, мой джарл! — кричала Тири.
И снова огромный топор вонзился в столб, от которого отлетел большой кусок.
— Отлично! — похвалил Оттар.
А потом он вдруг сделал выпад в мою сторону, но я отбил удар топорищем и, не выпуская топора из правой руки, треснул его левой с такой силой, что Оттар упал на землю. А я подскочил к нему и занес свое оружие.
— Великолепно! — воскликнул Оттар.
Рабыни, все до одной, хлопали в ладоши и вопили от восторга.
Оттар вскочил на ноги и погрозил топором хохочущим девушкам.
Они с визгом отскочили в сторону.
— Ольга, — сказал Оттар, — отправляйся сбивать масло.
— Слушаюсь, мой джарл, — ответила девушка и, подхватив юбку, умчалась выполнять приказ.
— Гунхильда и Пухлые Губки, — продолжал Оттар, — вас ждут ваши ткацкие станки.
— Слушаемся, джарл. — Девушки повернулись и устремились в дом, их станки стояли возле западной стены.
— А ты, маленькая девка, — сказал он Тири, которая сделала шаг назад и склонила голову, — ты будешь носить навоз верров в подоле своего платья на поле, где растет сул.
— Да, мой джарл. — Тири рассмеялась и убежала, а я стоял и смотрел вслед босоногой, изумительно прекрасной девушке.
— А вы, лентяйки, хотите, чтобы вас разрезали на кусочки и скормили рыбе парсит? — крикнул Оттар, обращаясь к остальным.
— Нет, джарл! — дружно запротестовали рабыни.
— Тогда займитесь делом!
Девушки с визгом разбежались в разные стороны.
— Ну, а теперь еще два раза, — сказал Оттар мне и положил руку на свой широкий, отделанный золотом ремень. — Потом найдем другой столб.
Существует масса хитростей, когда сражаешься топором: бойцы часто делают ложные выпады, наносят короткие, быстрые удары или пускают в дело рукоять, если ты замахиваешься, то иногда оказываешься открытым для противника. Можно, конечно, поговорить об основных стратегических принципах, вот, например: воин делает вид, что собирается как следует размахнуться, даже издает воинственный клич, но на полпути задерживает руку, и если ему удается застать этим маневром противника врасплох, тот бросится вперед и откроет топору шею; иногда, если один из бойцов держит щит слишком высоко, можно сделать шаг влево и отрубить руку со щитом; кроме того, серьезную опасность представляют удары, направленные в ноги — человек падает, словно подрубленное дерево. Что касается защиты: если удается заставить противника как следует размахнуться, а потом избежать смертоносного лезвия топора, на короткое время возникает преимущество; этого можно добиться следующим образом — воин делает вид, что открывается немного больше, чем следует, его противник начинает думать, что имеет дело с человеком неопытным, и раньше времени решается нанести полновесный удар. Топор Торвальдсленда — один из самых страшных видов оружия, известного горианцам. Вступать в схватку с воином, который умеет с ним обращаться, очень опасно, потому что частенько бывает достаточно нанести всего один удар, но мастер топора делает это только тогда, когда абсолютно уверен в том, что одержит победу.
Ан спустя Раздвоенная Борода в сопровождении Оттара, следившего за порядком на ферме, и Тэрла Рыжего отправились инспектировать поля.