Я был уверен, что тарн полетит вдоль берега. Невероятно трудно, может быть, даже невозможно заставить тарна лететь в сторону, противоположную суше. Это противоречит их инстинктам. Во время событий двадцать пятого се'кара мы использовали тарнов на море, но держали их в трюмах грузовых кораблей до тех пор, пока земля не исчезала из виду. Интересно, что когда, мы их выпустили, они не доставили нам никаких хлопот. И вели себя просто идеально.
И вели себя просто идеально.
— Что тебе известно об этом деле? — спросил я Самоса.
— Только то, что мне рассказали, — отозвался Самос.
— Опиши зверя, — попросил я рэнсовода.
— Я не очень хорошо его рассмотрел, — ответил тот.
— Это не может быть никто, кроме курии, — заметил Самос.
— Курии? — спросил я.
— Это исковерканное на горианский манер имя, которым они называют сами себя, — пояснил Самос.
— В Торвальдсленде, — вставил Тэб, — это слово означает «зверь».
— Интересно, — проговорил я.
Если Самос прав в том, что «курия» — исковерканное имя, которым эти животные называют себя, и что это слово используется в Торвальдсленде для обозначения понятия «зверь», тогда маловероятно, что их никогда не видели в Торвальдсленде, по крайней мере, в каких-нибудь отдаленных районах.
Тарн полетел на северо-запад. Можно предположить, что он будет следовать вдоль северного побережья, может быть, над лесом, в сторону недоступного Торвальдсленда.
— Так ты считаешь, Самос, — спросил я, — что зверь убил, чтобы утолить голод?
— Говори, — приказал Самос рэнсоводу.
— Зверя, — заговорил рэнсовод, — дважды видели на заброшенных, гниющих островах.
— Он кормился там? — спросил я.
— Только в тех топях, — ответил рэнсовод.
— Значит, зверь напал только однажды? — уточнил я.
— Да, — подтвердил рэнсовод.
— Самос? — снова спросил я.
— Складывается впечатление, что удар был нанесен совершенно сознательно, — ответил Самос. — Кто еще в топях носит на запястье золотой браслет?
— Но почему? — резко выкрикнул я. — Почему?
Самос пристально посмотрел на меня.
— Значит, мирские дела, — хмуро заметил он, — все-таки еще тебя заботят.
— Он же болен! — вскричала Лума. — Ты говоришь странно! Он же ничего не может сделать. Уходи!
Я опустил голову.
И почувствовал, как сжались мои кулаки. Меня вдруг охватило отчаянное возбуждение.
— Принесите мне кубок, — приказал я. Мгновенно появился кубок из массивного золота. Я взял его левой рукой. И медленно раздавил. А потом отбросил в сторону. В страхе мои домочадцы отступили назад.
— Я ухожу, — заявил Самос. — У меня есть кое-какие дела на Севере. Я позабочусь о том, чтобы отомстить.
— Нет, Самос, — возразил я. — Я пойду сам!
Послышались удивленные восклицания.
— Вы не можете идти, — прошептала Лума.
— Телима когда-то была моей женщиной, — твердо сказал я. — И отомстить за нее должен я.
— Но вы же больны! Не можете ходить! — вскричала Лума.
— Над моей постелью висят два меча, — сказал я Турноку. — Один обычный, с потертой рукоятью; другой — роскошный, инкрустированный самоцветами.
— Я знаю, — прошептал Турнок.
— Принеси клинок из Порт-Кара, тот, что инкрустирован самоцветами.
Турнок выскочил из зала.
— Я выпью паги, — потребовал я. — И принесите мне мяса боска.
Генриус и Клинтус последовали за Турноком. Он принес мне меч. Великолепный клинок. Я сражался с ним в руках двадцать пятого се'кара. Вдоль клинка шла изящная гравировка, рукоять изукрашена драгоценными камнями.
Я взял кубок, наполненный огненной пагой. Я не пил пагу с тех пор, как вернулся из северных лесов.
— Та-Сардар-Гор, — сказал я, плеснув, как положено, на стол. А потом поднялся на ноги.
— Он стоит! — вскричала Лума. — Он стоит!
Я закинул голову назад и залпом выпил пагу. Принесли мясо, красное и горячее, я впился в него зубами, так что сок потек по подбородку.
Горячая кровь и вино наполнили мое тело силой. Я почувствовал жар и вкус мяса.
Отбросил в сторону золотой кубок. Доел обжигающее мясо.
Надел на левое плечо ремень ножен.
— Оседлай тарна, — приказал я Турноку.
— Есть, капитан, — прошептал он.
Я стоял перед капитанским креслом.
— Еще паги, — спокойно сказал я, и мне принесли сосуд с напитком. — Я пью за кровь зверя.
А затем я осушил кубок и отшвырнул его в сторону.
С диким воплем я ударил по столу ребром ладони и расколотил одну из досок. Потом отбросил одеяла и само кресло.
— Не ходи, — проговорил Самос. — Возможно, они специально хотят заманить тебя в ловушку.
— Конечно, хотят, — улыбнулся я ему. — Для тех, с кем мы имеем дело, Телима не имеет никакого значения. — Я внимательно на него посмотрел. — Они хотят захватить меня. И получат возможность это сделать.
— Не ходи, — настаивал на своем Самос.
— У меня есть кое-какие дела на Севере, — повторил я его слова.
— Позволь мне пойти туда, — попросил Самос.
— Я должен отомстить сам.
А потом я повернулся и направился к дверям. Лума шарахнулась в сторону, ее рука была прижата ко рту. Я вдруг заметил, какие у нее прекрасные глаза, словно два глубоких колодца. Она была напугана.
— Следуй за мной в мою спальню, — спокойно приказал я.
— Я свободна, — прошептала она.
— Надень на нее ошейник, — приказал я Турноку, — а затем пусть отправляется в мою спальню.