— Я о тебе забочусь. Моя рожа — это твое достояние. Тебе на нее еще долго смотреть придется. И на людях со мной появляться. И вообще…
— Я с удовольствием появлюсь с тобой на людях, даже если ты превратишься в пятиногое волосатое чудовище, — отмахнулась Меламори. — Возможно, в этом случае я буду появляться с тобой на людях даже с большим удовольствием, чем сейчас. Ты же меня знаешь!
— Да уж, — вздохнул я, вспомнив, как служащие Городской Полиции разбегались, когда на их половину Дома у Моста как бы случайно сворачивала леди Меламори Блимм с арварохским хубом на плече… Хороший, кстати, был хуб, хоть и смахивал на шерстяного паука. Ласковый, послушный и певучий — в отличие от меня.
— Ты не рассердишься, если я еще некоторое время не буду превращаться в чудовище? — на всякий случай спросил я. — Все бы ничего, но перед соседями как-то неудобно. Я же, в сущности, мирный обыватель… Кстати, если уж заговорили о чудовищах, дай мне все-таки посмотреть, на кого я теперь похож. Что-то я нервничаю.
— Ну и зря. Внешность — это всего лишь внешность, — спокойно возразила Меламори.
Она все-таки дала мне зеркало. Рожа моя действительно переменилась. Прежде я выглядел моложе своих лет, теперь — несколько старше. Не старик, конечно, но лет сорок на моей «исторической родине» мне бы вполне могли дать. А в Ехо, в связи с тем, что нормальный среднестатистический человек живет здесь лет триста, с возрастом творится такая путаница, что я не решаюсь оперировать какими-то цифрами.
— Паршиво выгляжу, — меланхолично заметил я, возвращая зеркало. — Но если тебе нравится, значит, все в порядке.
— Еще как нравится! — безапелляционно заявила она. — В жизни такой красоты не видела. Ты доволен, горе мое?
Но развить эту многообещающую тему нам не дали. Дверь открылась, чтобы дать мне счастливую возможность воссоединиться с сэром Джуффином Халли, полумертвым от любопытства.
— Ну, рассказывай! — коротко потребовал он. — С самого начала и подробно. Версии Мелифаро и Гурига я уже слышал. Но мне нужна твоя, сам понимаешь.
— Сначала вы рассказывайте. Как там Мелифаро? В порядке?
Насчет Его Величества я, честно говоря, был совершенно спокоен.
Версии Мелифаро и Гурига я уже слышал. Но мне нужна твоя, сам понимаешь.
— Сначала вы рассказывайте. Как там Мелифаро? В порядке?
Насчет Его Величества я, честно говоря, был совершенно спокоен.
— А что ему сделается, твоему ненаглядному сэру Мелифаро! — фыркнул Джуффин. — Это только ты у нас любишь терять жалкие остатки своего сознания по любому поводу. Парень, не поморщившись, хлопнул стакан джубатыкской пьяни за упокой твоей души, потом выяснил, что ты живехонек, и принял по этому поводу еще одну порцию. Спел тебе пару дифирамбов, рассказал что-то невнятное о вашей прогулке — представляешь, ЧТО он мог рассказать после двух-то стаканов на голодное брюхо?! Мне пришлось отправить его домой, а потом еще два часа объясняться с Королем. Гуриг, в отличие от вас, очень доволен приключением и дуется, что ему не дали нагуляться.
— Да, это было заметно, — усмехнулся я. — Так вы хотите услышать от меня длинную-длинную историю о наших похождениях? Ладно. Только пошлите зов в какой-нибудь трактир. И ты не уходи, — я обернулся к Меламори, которая собралась было тактично оставить нас с шефом наедине. — Ни в коем случае не уходи. Я только-только начал понимать, почему мне так хотелось вернуться домой… даже после того, как я забыл, что у меня есть какой-то дом.
— Вот как? — хмыкнул Джуффин. — Все было настолько серьезно? Я-то, признаться, думал, что сэр Мелифаро слегка преувеличивает степень вашего с ним безумия.
Меламори ничего не сказала, но уселась, скрестив ноги, на краю моей постели. Вид у нее при этом был самый решительный. Пожалуй, даже всемогущий шеф Тайного Сыска не смог бы сейчас вытурить ее из помещения, если бы решил, что она помешает нашему с ним приватному шушуканью. Но Джуффин не стал возражать против ее присутствия. Иногда этот пожилой злодей ведет себя как нормальный живой человек, надо отдать ему должное.
— Некоторые вещи просто невозможно преувеличить, — я пожал плечами. — Ладно, наберитесь терпения, я собираюсь сделать ужасную вещь — рассказать по порядку все, что я помню, а помню я довольно много. И скажите мне, ради всех Темных Магистров, вы уже послали зов в трактир, или я должен вас шантажировать многозначительным молчанием?
— Послали, — хором откликнулись Джуффин и Меламори. Их дружный дуэт позволял надеяться, что теперь нам принесут не один, а целых два обеда. Честно говоря, моего энтузиазма хватило бы и на дюжину.
Потом я говорил. Умолкал на мгновение, чтобы сделать глоток терпкого вина из Богни или отломить уголок от поджаристого пирога, приготовленного по лохрийскому рецепту, и снова говорил. В этот день я по достоинству оценил терапевтический эффект исповеди: по мере того как очередной эпизод скитаний по Лабиринту Мёнина становился достоянием моих слушателей, умиротворяющая опустошенность приходила на смену нервной сумятице тягостных воспоминаний. Я чувствовал себя классной доской, которую исписали мелким убористым почерком, мучительно пытаясь доказать некую безумную, невозможную теорему, сводящую с ума даже поверхность, на которой она записана. А теперь чья-то легкая рука медленно стирала строчку за строчкой — я почти видел, как взлетает в воздух и медленно оседает на пол мелкая меловая пыль…