Бог весть, может, и вправду существует телепатия. Во всяком случае, этим утром старший сержант Петров посматривал на меня с особенным неродобрением. Пугануть? Ни к чему, что могла, давно сказала.
Лучше по-другому.
— Как поживает гражданин Залесский?
Тяжелый вздох. Видать, поживает не очень.
— Да так себе, Эра Игнатьевна. Без сознания. Еле-еле воду пить может.
Зря не послушалась и «Скорую» не вызвала! Этот Молитвин, похоже, только по кентаврам спец. Вроде коновала.
— О гражданине Крайцмане ничего нового? Нахмурился. Дернулись губы.
— Нет…
Нет — и спрашивать нечего. Впрочем, одна мыслишка упрямо не оставляет. Глупая, конечно…
— Извините, Ричард Родионович, за такой вопрос. Вы… Или гражданка Крайцман… Не пытались узнать о вашем друге как-то… по-другому?
— У гадалки?
Хотя бы у гадалки. Город наш непростой. Говорить ему явно не хотелось. Губы вновь скривились:
— Да как вам сказать, Эра Игнатьевна? Пробовали, в общем. Ерпалыч… В смысле, гражданин Молитвин, его, Фимку, вроде бы услышал. То есть не его, а как сердце бьется. Говорит, жив и не болен… Да ни черта я этим сенсам не верю!
И я не верю. Правда, гражданин Молитвин непрост. Ох, непрост старикан, кентов одним словом смиряет!
— Я про психов узнал.
Это про каких? Но сразу вспомнилось: о тех, к которым и загремел доктор-биохимик.
— Я Андрюху Дашкова… Того, про которого я вам говорил… Ну, накрутил я его, чтоб с архарами потолковал. Не прямо, конечно, это я понимаю. Он, Андрюха, мастер всякие жутики пересказывать; иногда так завернет, что ночью, извиняюсь, в сортир сунуться страшно. Стал он архарам этим про маньяков вкручивать, ну и… В общем, это место иначе называется. Голицыне. Или Голицыны.
— Психи Голицыны, — вздохнула я, доставая карту. Бесполезно: я и так помнила, что ничего подобного у нас в области нет. Ни Голицына, ни Голицыных. И Психов Голицыных — тоже нет.
— А может, это фамилия директора дурдома? Он лишь пожал плечами. ЭтЬ узнать просто, но разгадка не здесь.
Все, исчерпались. Пора.
— Сегодня в полдень гражданин Молитвин на квартире вашего друга Алика встречается с одним человеком. Вы должны быть там и обеспечить безопасность. Ясно?
— Буду.
Я вздохнула, достала из сумочки диктофон.
Маленький такой, черненький.
— Положите в карман и запишите разговор. Ровно в девятнадцать по нулям доставите ко мне на квартиру. Это тоже ясно?
Кажется, он хотел вскочить, но сдержался.
В глазах горела ярость.
— Стукачком делаете… гражданка следователь?
Лучше бы по лицу ударил! Нет, парень, не ты здесь стукачок, не ты!
— Гражданин Молитвин проходит свидетелем по важному уголовному делу, — скучным голосом начала я- — Если конкретнее, то по делу об убийстве.
Нераскрытом убийстве, сержант! Вы понимаете, что это такое?
Ярость исчезла — он слушал. Что такое нераскрытое убийство в нашем городе, даже жорику понять можно.
— В придачу мы ищем гражданина Крайцмана. Кто знает, что в разговоре выплывет?
Я давила — куда можно и куда нельзя. Господи, ведь не простится!
— Официальную санкцию на запись выдадите?
В голосе слышалась издевка. Это был уже перебор. Явный. Мент поганый! Дон-Кихота из себя корчит!
— На вас три статьи висят, старший сержант. Хотите еще отказ от помощи следствию? Статью назвать?
Не понадобилось. Петров медленно встал, скрипнул зубами, рука потянулась к диктофону.
Я отвернулась.
За столом возвышался розовощекий дуб, и была златая цепь…
Впрочем, я это уже видела; А если не это, то нечто, весьма…
— Привет, подруга!
Я открыла рот, дабы навести порядок в дендрарии (хоть бы встал, негодник, дама все-таки зашла!), открыла — и закрыла.
На дубе оказались очки.
Обычные, дешевенькие, с толстыми вогнутыми стеклами, они странно смотрелись на румяной физиономии, создавая иллюзию невероятного явления. Если бы я не знала, кто передо мной, то могла бы решить, что вижу следователя Изюмского, напряженно размышляющего над грудой бумаг. Размышляющего! Думающего! Homo sapiens!
Бред! Конечно, бред, все это — из-за очков!
— Ты посиди. Эра Игнатьевна, тут, блин, концы с концами…
И «блин» на месте, и тыкает, мерзавец, но…
Чудо Маниту, не иначе!
Дуб поднес какую-то бумаженцию к самым глазам, почесал лоб, вздохнул:
— Блин!
Бумага легла на стол, очки присоседились рядом, дуб стал дубом, но странное чувство не исчезло.
— Никогда не видела, как мой дядька по стенкам бегает?
Я моргнула. Потом еще раз. Он что, шутить научился? Бегающего по стенкам Никанора Семеновича я пока не видела, но в чем дело, догадалась сразу.
— Из-за статьи в «Шпигеле»?
— Ага. — Дуб вновь устало потер лоб, хмыкнул.
— Хрена им всем попы эти сдались? Тут такой компот!.. Ну че, рассказать?
Признаться, я шла в сие место, дабы узреть на столе бутылку коньяка и напроситься на рюмку. В такое славное утро — не грех. Даже немножечко, чайную ложечку…
— Рассказывайте, Володя. Теперь моргнул уже он, но опомнился удивительно быстро.
— С чего начать? С херни или с фигни? Кажется, я рано обрадовалась. Дуб есть дуб.
Но если выбирать…
— С херни, конечно!
Он порылся лапищей в куче бумаг, достал нужную.
— Во! Значит, так. Настропалил я Жучку, то есть Лидку Жукову, чтобы она по Интернету полазила. Она и так там вечно лазит, мужиков голых ищет!