Когда первый шок прошел, я обратила внимание на строчки, отчеркнутые все тем же красным карандашом. Перечитав, я вновь испытала шок, но уже несколько иного рода. Бойкий журналист сообщал, что в канцелярии патриарха выразили глубокую озабоченность готовящимся судилищем. Сам Его Святейшество готовит специальное обращение…
Лихо!
Особенно лихо на фоне виденного вчера указа. Вот вам и «нарушение законности» во всей красе. Да еще какое!
Об отце Александре в статье не было сказано ни слова. Нет гражданина Егорова — и не было.
Вот так!
Никанора Семеновича на месте не оказалось, в котельной — тоже. Очумелая секретарша могла лишь предположить, что шеф лично направился на ближайшую подстанцию проверять какую-то «фазу». Или «хазу» — точно пышнозадая девица не помнила. Оставался Ревенко, хотя беседа с ним заранее вызывала зубную боль. Я подняла трубку, набрала знакомый номер.
Странно, телефоны еще работали.
— Алло? Господин Ревенко? Говорит старший следователь Гизело.
В ответ — скрежет, то ли зубовный, то ли жестяной.
Я опасливо покосилась на мембрану. Скрежет усилился, превратился в треск. Наконец хаос стих, сменившись голосом — тоже скрипящим, хриплым.
— А-а, это ты! Не обращай внимания, это у меня батарею снимают. Лопнула, дрянь! Еще и батарея! Я только вздохнула.
— Ты чего, по поводу статьи звонишь? Да ну ее на фиг, Гизело, подставили нас, ясен пень! Я уже Никанору три раза говорил, чтоб он мэра не слушал. И кретинов тех в столице. Ладно, не обращай внимания, мы опровержение пошлем. Официальное! Все, больше не могу! Батарея тут, мать ее!..
Снова скрежет, грохот — и тишина, прерываемая мерным бибиканьем трубки.
Что называется, объяснил!
Я подошла к окну (на проезжей части возле вскрытого люка резво суетилась бригада водопроводчиков, скандируя заговоры; дирижировал камланием Тех-ник в форменном зеленом ватнике). И сообразила, что очень хочу курить — впервые за двадцать лет. Сигаретку бы — а еще лучше папиросу, настоящую, каких сейчас уже не выпускают. Пару затяжек «Беломора» — какое счастье!..
Впрочем, и «Беломор» не поможет.
Внедренному сотруднику Стреле в этих стенах делать больше нечего. Когда о внедренном сотруднике дважды (дважды!) за одну неделю пишут в прессе — это конец. Это ясно и ребенку, а не только мне и моим боссам. Пора уходить. Сегодня? Завтра? По сигналу «Этна» — или просто сесть на первый попавшийся поезд? Впрочем, в любом случае надо дождаться приказа. Сеанс связи вечером, хорошо, если бы откликнулся Девятый…
Я отошла от окна, вновь взяла газету, перелистала. На первой странице — репортаж из Бирмингема, где скоро соберется «десятка», G-10, как выразился Цицерон-Лычаков. А хорошо нас подставили! Сначала мэр (только ли мэр?) давит, требует привлечь зарвавшихся попов, ссылается на санкцию патриарха. Потом… — потом все они в белом фраке!
А мы?!
***
Дуба на месте не оказалось, что расстроило меня окончательно. Добил же меня мертвый буфет, где по случаю наших бедствий можно было приобрести лишь салат из сушеных тараканов.
Оставалось одно: срочная эвакуация в ближайшую кофейню. Недалеко — прямо через дорогу. Кофейня так себе, и кофе там прескверный (не иначе Сурожанину булочек жалеют), но это все-таки лучше, чем тараканы.
Выйдя на улицу, я полюбовалась героическим трудом водопроводчиков, подождала, пока проедут машины, м ступила на проезжую часть. Обледенелый асфальт, истертый грязными шинами, скользил, я невольно замедлила шаг…
Первый «Мерседес» вынырнул из-за угла бесшумно, словно на воздушной подушке. Откуда появился второй, я даже не успела заметить.
— Эра Игнатьевна! Добрый день!
Одна машина впереди, другая за спиной, я — между. Из распахнутых дверей дружно вываливаются широкоплечие парни в кожаных пальто. Румяные ряхи улыбаются, сверкая «рыжевьем», ручищи в карманах, ребристые подошвы попирают асфальт.
«Братва»!
Я оглянулась на окна своего кабинета, ставшие внезапно такими родными и близкими. А хорошо работают! Прямо напротив городской прокуратуры!
Тот, кто пожелал мне доброго дня, подходит ближе. Кожаное пальто, модная шляпа, большая родинка на подбородке. Зубы не золотые — обычные. И улыбка, как ни странно, приятная.
— Позвольте отрекомендоваться!
Шляпа взлетает вверх. Улыбка становится шире, а в моих руках — визитная карточка. Рифленый полукартон, золотые буквы…
«Лукьяненко Сергей Сергеевич. Коммерсант».
Внизу — телефоны, факс и интернетовский адрес, но не это интересно. Паровозик! Маленький золотой паровозик в левом верхнем углу. Да, обнаглели! Даже прятаться перестали, паровозики рисуют!
Внезапно лицо с родинкой кажется мне знакомым. Файлы розыска? Нет, не то! Улыбка! Я еще тогда подумала, что парень хорош, но глуповат…
— Позвольте! Вы — Лукьяненко? Чемпион мира по греко-римской борьбе?
Шляпа взлетает вновь. Изящный полупоклон.
— Бог мой. Эра Игнатьевна! Неужели вы — болельщица?
— Отчасти, Сергей Сергеевич, отчасти. Никакая я не болельщица, просто память хорошая. Чемпион мира Лукьяненко соучредитель «Перум-фонда», две ревизии нашего экономического отдела, обе — впустую. Помню!
Правда, с тех пор господин Лукьяненко изрядно пополнел, раздался. Тяжело быть коммерсантом!